Определяя роль чиновника, Константин говорил: собирать налоги аккуратно, но не притесняя подданных и воздерживаясь от взяточничества. Он желал видеть чиновника, который проводит «политику чистых рук».
* * *
В Константинополе изменила свой характер и сама императорская власть. Именно с Константина и его первой христианской столицы стало развиваться новое представление о власти государя. Император становился отныне владыкой государства по божественному праву. Он был избран Богом и обладал абсолютной властью.
Более того — император приравнивался к Богу.
Эта традиция, поначалу чуждая Риму эпохи Константина, была близка и понятна Египту времен фараонов. Именно оттуда, с Востока, перешли в Византию многие дворцовые церемонии. Это и восточная, явно чрезмерная роскошь, и сложный церемониал, и необыкновенно многочисленный двор, окружавший императора. Во время аудиенции подданные были обязаны падать перед ним на колени (как мы помним, этот обычай в Римской империи ввел Диоклетиан).
Именно с эпохи Константина личность государя считалась священной, и ко всему, что он делал и что его окружало, прилагался тот же эпитет. Императорский дворец назывался священным двором. Указы, издаваемые государем, совершаемые им деяния, защищавшая его охрана — все именовалось священным.
Чтобы подчеркнуть этот новый характер императорской власти, простая одежда цезарей была заменена пышным облачением. Цезарю было положено носить богато украшенную тунику. Сам император на людях был неизменно одет в пурпур. Во время церемоний он держал в руке скипетр и носил на голове корону с жемчугами и драгоценными каменьями. Когда он отправлялся в военный поход, на нем были золотой панцирь и великолепный шлем.
Начиная с 326 года, с торжества виценналий — двадцатилетия правления — Константин стал носить диадему, традиционный символ абсолютной императорской власти. Торжественная церемония помазания императора тоже подчеркивала характер его власти как отражение власти божества. Весь этот сложный этикет отделил царя от остального человечества. Император уже был не человек, но — почти Бог.
* * *
Такому внешнему возвеличиванию соответствовали и колоссальные статуи Константина. Например, одна из них, установленная на римском Капитолии, во дворце Консерватории, достигала десяти метров в высоту. При том что император был изображен сидя.
Итальянский историк Балдинелли так описал свои впечатления от колосса: «Это был новый тип императорской статуи, которая возвышала правителя над смертными. Это было почти культовое сооружение…Безжизненное лицо оживлено только огромными глазами, из которых льется магическая сила взгляда и одухотворенность…»
В своем титуле слово «непобедимый» Константин заменил на более активное — «победитель». С тех же пор в его изображениях на монетах и медальонах появился нимб вокруг головы. Впрочем, в своем превозношении он знал меру. Когда панегирист во время виценналий предложил увековечить в его титуле слово «божественный», император строго запретил это делать.
Но возвышение верховной власти для Константина с самого начала было связано с авторитетом всего императорского дома — его династии Флавиев. Значение династических сил он осознал еще в юности. Многие его внутриполитические соглашения отмечены династическими связями, вспомним хотя бы его инициативу по заключению брачного союза его сестры Констанции с потенциальным врагом Лицинием.
Константин очень рано поспешил возвысить и всех своих детей, и детей второй жены отца Феодоры. Никто не был забыт. Все стали цезарями, консулами или эпархами — правителями крупных городов. Не забывал Константин и пышно чествовать их юбилеи, приглашая на торжества всю родню. Так он укреплял свою династию — династию Флавиев.
* * *
В 324 году была пущена в обращение золотая монета с профилем Константина. На ней значилось: «Rector totius orbis» — «владыка мира». Эта надпись соответствовала действительности. Победа над Лицинием сделала его хозяином огромного пространства. Но что это: награда или — ответственность? Константин часто размышлял об этом в те годы. Итоги своих раздумий он нередко отправлял своим подданным. Вот строки одного такого послания 324 года:
«Победитель Константин, Великий Август правителям Палестины.
…Мое служение Бог нашел и судил годным для исполнения Его воли. Начав от того британского моря и от тех мест, где… определено заходить солнцу, я, при помощи какой-то Высочайшей Силы, гнал перед собой и рассеивал все встречавшиеся ужасы, чтобы воспитываемый под моим влиянием род человеческий призвать на служение священнейшему закону и, под руководством Высочайшего Существа, взрастить блаженнейшую веру.
Я никогда не бывал неблагодарным к оказанной мне милости и, на это высокое служение смотря как на ниспосланный мне дар, дошел до стран восточных…»
Фрагмент необычайно емкий. Итак, он — слуга Бога, призванный воспитать род человеческий. О своей богоизбранности он упоминал не раз, к концу земной жизни — все чаще. Да, он сознавал себя избранником Божьим. Но! (Это очень важно, ибо нашлись историки, которые утверждали: он возомнил себя Богом.) Константин никогда не обожествлял себя. Константин неизменно говорит о своем служении: он не Бог, а слуга Бога. Особое отношение Бога к себе он принял не как награду, а как трудную миссию по улучшению мироздания.
Легко сказать — улучшить мироздание. А как? Удивительно, но Константин знал ответ. В его письмах есть такая мысль: процветание Империи зависит от нравственной чистоты правителя. Гениально!
Император Юстиниан позаимствовал из правового сборника Константина такую фразу: «Во всех делах справедливость должна возобладать перед буквой закона». Но есть у Константина еще более сильное место: «Человечность выше справедливости».
На этом принципе он и хотел вести свою Перестройку мира…
* * *
Победа христианства в Империи многое изменила в жизни Константина. Отныне он стал христианским царем, и его высокой миссией были распространение веры, защита ее от врагов и покровительство Церкви.
Константин неизменно осыпал Церковь своими милостями и никогда не отказывал ей в защите. В свою очередь Церковь согласилась признать контроль императора и примирилась с его вмешательством в церковные дела.
Константин, по существу, был первосвященником. Он назначал на церковные должности и управлял материальными ресурсами Церкви. Он созывал соборы, и если сам не мог на них присутствовать, то его там представлял кто-то из высших светских сановников. Он утверждал решения «отцов Церкви», и эти решения приобретали силу закона лишь после ратификации императора.
Когда происходили выборы константинопольского патриарха, синод представлял императору на выбор три кандидатуры. Но если все трое его не устраивали, он имел право выдвинуть четвертого. Так что фактически и патриарха назначал император. Он также имел возможность сместить патриарха, если считал это необходимым.
Из всех светских лиц государства только один император имел право вместе со священниками переступать порог царских врат алтаря.
