Книга Виктор Муравленко, страница 85. Автор книги Александр Трапезников

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Виктор Муравленко»

Cтраница 85

— Сейчас это слово, дядя Коля, приобрело зловещее значение, — вставил Алексей. — Сразу вспоминается «семья» Ельцина.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — замахал руками Чишинов и перекрестился. — Не к ночи будет помянут. Сгинь, нечистая сила!.. Нет, у нас была семья бессребреников, людей здоровых душой. А если Виктор Иванович и был ее «крестным отцом», то только в самом лучшем, духовном смысле слова. Его, между прочим, безгранично уважал Иосиф Кобзон, часто приезжал в Тюмень, поскольку очень любил сибирских зрителей, и они его тоже. И всякий раз по приезде обязательно встречался с Виктором Ивановичем, любил с ним посидеть, поговорить, попить чайку. Он и теперь, когда бывает в Тюмени, всегда навещает его могилу на кладбище. А ведь однажды чуть не погиб там, на гастролях.

— Как это? — заинтересовался Алексей.

— Дело было… не помню, в каком году, где-то в конце шестидесятых. Но Самотлор уже бурно развивался, — начал рассказывать Чишинов. — Кобзона ждали всегда, из Тюмени он летал в разные города: Нефтеюганск, Сургут, Нижневартовск, — а еще на новые месторождения, где тоже устраивали концерты. Муравленко понимал, что буровикам, рабочим нужна духовная пища, они страдали без телевидения, кино, музыки. А когда на дальнее месторождение прилетает известный артист из Москвы и выступает непосредственно ради них, чумазых и уставших после смены, — это дает людям мощный эмоциональный заряд, подпитку. Как-то раз после концерта приходит Муравленко к Кобзону за кулисы, открыли шампанское. «Куда теперь?» — спрашивает Виктор Иванович. «Домой», — отвечает Иосиф Давыдович. «А можешь на пару недель задержаться? У меня там геологи…» — «Но со мной коллектив, ансамбль», — говорит артист. «Вот и хорошо, с ансамблем и полетишь. Передай своим ребятам, что я вам буду платить в два раза больше, чем по тарификации, потому что условия там, предупреждаю заранее, очень тяжелые».

И они сделали несколько вылетов прямо в геологические партии. Инструменты подключали прямо к работающему двигателю вертолета, концерты давали на буровых, нередко всего для 15–20 человек. Но Муравленко считал, что в этом-то и заключается главная ценность: чтобы каждый геолог и буровик знал: артисты прилетели в такую даль именно ради него. А вот на обратном пути произошел почти трагический случай. Кобзон с ансамблем выступил еще в Салехарде, потом пошли к самолету. Их было всего несколько человек. Пилоты в Ил-14 обомлели, спрашивают: «А что, больше пассажиров не будет? Это из-за вас-то всего и лететь?» — «Так получилось», — извиняется Кобзон. Он еще не знал, что летчики так разозлились «на этих пижонов, которым выделили отдельный самолет», что решили в отместку не включать в салоне отопление. А температура за бортом — минус сорок. И в салоне почти такая же. Пассажиры могли попросту замерзнуть, привезли бы одни ледышки. Так, собственно, чуть и не случилось, Кобзон по приезде не сдержался, позвонил Виктору Ивановичу, пожаловался, что они чуть жизни не лишились из-за этих летчиков, которые всё сделали специально.

— И? — спросил Леша.

— Муравленко вскоре прислал Кобзону копию приказа, что летчиков-разгильдяев уволили из отряда. Хорошо, что всё обошлось тогда, а то бы ты сейчас песни народного артиста не слушал…

— А я всё равно других «народных артистов» слушаю: Гомана, Подольскую, Билана, Стоцкую, — сказал Алексей. — Катю Лель, Глюкозу.

— Глюкозы у тебя в мозгу маловато, — посетовал дядя Коля и продолжил: — Можно сказать, что Нижневартовск — это Тюменский край в миниатюре. И надо было не только качать нефть, развивать инфраструктуру, но не забывать и о коренных жителях — национальных меньшинствах. Была разработана программа по улучшению их социально-бытовых условий. За каждым национальным поселком закрепили коллективы нефтяников, геологов, строителей, которые возводили жилье, дороги, объекты соцкультбыта, подводили электроэнергию, помогали орудиями труда и инструментами. Участвовали в национальных праздниках, знали их традиции и обряды. В Нижневартовске, кстати, начинал свою трудовую биографию сын Виктора Ивановича — Сергей. В его работе и жизни были свои сложности, связанные, прежде всего, с фамилией.

— Почему?

— Фамилия Муравленко была как знак качества, она сама по себе приковывала повышенное внимание окружающих. Попробуй-ка, поноси ее, чтобы не уронить! Сергей находился, говоря образно, словно под увеличительным стеклом. Все как будто пристально следили за ним и ждали: вдруг оступится, сделает что-то не так. Но младший Муравленко таких «ожиданий» не оправдал. Работал не просто как все, а вдвое лучше, соответствуя той высокой планке, которую поднял для него отец. Стал комсомольским лидером. А сколько отпрысков больших начальников скатилось вниз! К примеру, сын нашего сибирского академика Трофимука просто спился и бесследно исчез. Эти бездарные дети получали должности и материальные блага только за счет своих родителей, быстро проматывали их и вылетали «в трубу». Как в басне Крылова «Стрекоза и Муравей». Вот Сергей был именно Муравьем, не только по отношению к труду, к жизни, но и по своей знатной фамилии.

— И что, Виктор Иванович так уж и не помогал никак своему сыну? — недоверчиво спросил Лёша.

— Он, безусловно, волновался за него, — ответил Чишинов. — Ведь Сергей оставался последним, Валерия к тому времени уже не было. Виктор Иванович постоянно интересовался его делами, но справедливо считал, что Сергей должен пройти все низовые ступени, проявить свои профессиональные и личностные качества. Никогда ему не протежировал. Не было такого случая, чтобы Муравленко-старший торопил начальника Сергея — Кузоваткина с продвижением того по служебной лестнице. Только после смерти Виктора Ивановича Сергей стал главным инженером, начальником НГДУ, генеральным директором ПО «Юганскнефтегаз», а потом — председателем совета директоров нефтяной компании «ЮКОС». Но все это уже было в другие годы. Однако видится здесь не только семейная традиция, но родовые гены. Будь жив Валерий, он, не сомневаюсь, тоже достиг бы больших высот в нефтяной отрасли. Одно исчерпывающее слово — «Муравленко», оно много значит.

Николай Александрович подошел к столу, взял один из своих черновиков и, полистав, продолжил:

— Хочу привести тебе слова самого Сергея Муравленко о том времени. Он чувствовал свою ответственность, никогда не хотел подводить ни отца, ни Кузоваткина. Считал, что производственные показатели — это одно, а отвечать за воспитательный нравственный, духовный климат в коллективе, за быт и досуг — это совсем другое. Это был именно мурав-ленковский настрой, стиль и ритм жизни. Вот, слушай: «Ребята были счастливы тем, что у них отличная, нужная стране работа. Тогда мы были очень молоды и за здоровьем не следили. Однажды в сорокаградусный мороз прорвало нефтепровод. Вырыли котлован. Нужно было залезть туда и закрыть задвижку. Витя Таут разделся, нырнул в холодную нефть и закрыл. Никому тогда не надо было приказывать. На сутки нужно было оставаться, на двое — оставались. Никто не роптал. Был подлинный подъем… И я сам позже почувствовал, что стал намного сильнее физически, приобрел опыт. Работал как вол и при этом получал огромное удовлетворение. Именно на КСП — комплексном сборном пункте по подготовке нефти и газа — я сформулировал цель жизни: посвятить себя нефтяной отрасли, продолжить дело отца». И всей своей последующей жизнью и работой Сергей Муравленко доказывал свою профессиональную и личностную состоятельность, свое право носить известнейшую фамилию. И несет ее с честью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация