* * *
Протагор (около 480–410 год до н. э.). Уроженец Абдер — греческого городка на северном побережье Эгейского моря. Сразу заметим, что движение софистов возникло в разных частях обширного эллинского мира как-то одновременно. Причем многие мыслители этого круга — выходцы не из крупных культурных центров, а из совсем небольших полисов. В Греции даже какой-нибудь «медвежий угол» не был обделен талантами.
В тех же Абдерах родился и жил знаменитый атомист Демокрит, неоднократно упоминавшийся выше. В некоторых источниках упоминается, что якобы именно он обратил Протагора к философии (например: Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX. 50, 53), Некоторые современные ученые склонны принимать это как факт
, что нам, однако, представляется крайне маловероятным: Протагор был лег на двадцать старше Демокрита.
Протагор справедливо считается одним из крупнейших представителей софистического движения, — а может быть, и просто самым крупным. В его учении особенно ярко и выпукло проявился релятивизм софистов. Выше уже цитировалось протагоровское изречение о человеке как мере всех вещей. А вот другие его слова: «Какой мне кажется каждая вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она в свою очередь для тебя» (Платон, Теэтет. 152 а).
Сократ был хорошо знаком с Протагором, часто с ним общался. Одной из их встреч и бесед посвящен диалог Платона, который так и называется — «Протагор». Это одно из лучших, самых ярких произведений сократического периода творчества Платона. В начале диалога (в нем Сократ выведен говорящим от первого лица) присутствует исключительно живая, красочная зарисовка интеллектуальной жизни в Афинах эпохи софистов.
Юноша Гиппократ еще затемно приходит к дому Сократа и начинает громко стучать в дверь палкой. Разбуженный Сократ осведомляется, в чем дело. Молодой человек восторженно отвечает: в город приехал Протагор! Он остановился у Каллия, сына Гиппоника. Гиппократ умоляет Сократа идти вместе с ним в дом Каллия и познакомить его с прославленным софистом: он хочет у него учиться. «…Из-за того-то я теперь к тебе и пришел, чтобы ты поговорил с ним обо мне. Я ведь и моложе, и притом никогда не видел Протагора и не слыхал его, потому что был еще ребенком, когда он в первый раз приезжал сюда» (Платон. Протагор. 310 е).
Сократ умеряет пыл юноши, убеждает его, что торопиться не стоит, нужно подождать хотя бы до рассвета: «Протагор большею частью проводит время лома, так что не бойся, мы скорее всего его застанем» (Платон. Протагор. 311 а). С наступлением утра два афинянина отправляются к Каллию. По ходу дела из их беседы выясняется, что у него в это время живут и другие гости из числа видных представителей софистического движения — Продик и 1йппий. Дом буквально набит людьми. И, когда Сократ с Гиппократом подходят к дверям, раб-привратник даже не хочет их пускать: «ему, должно быть, из-за множества софистов опротивели посетители этого дома. Когда мы постучали в дверь, он, отворивши и увидев нас, воскликнул:
— Опять софисты какие-то! Ему некогда! — И сейчас же, обеими руками схватившись за дверь, в сердцах захлопнул ее изо всей силы.
Мы опять постучали, а он в ответ из-за запертой двери крикнул:
— Эй, вы! Не слышали, что ли: ему некогда.
— Но, любезный, — говорю я, — не к Каллию мы пришли, да и не софисты мы. Успокойся: мы пришли потому, что хотим видеть Протагора. Доложи о нас!
Человек насилу отворил нам дверь…» (Платон. Протагор. 314 de).
В доме глазам Сократа и его молодого друга предстает весьма живописная картина: знаменитые софисты в окружении почитателей из числа афинской аристократической молодежи. «Когда мы вошли, то застали Протагора прохаживающимся в портике, а с ним прохаживались по одну сторону Каллий, сын Гиппоника, его единоутробный брат Парал, сын Перикла, и Хармид, сын Главкона (близкий родственник самого Платона. — И. С.), а по другую сторону — второй сын Перикла, Ксантипп… Те же, что за ними следовали позади, прислушиваясь к разговору, большею частью были, видимо, чужеземцы — из тех. кого Протагор увлекает за собою из каждого города, где бы он ни бывал, завораживая их своим голосом, подобно Орфею, а они идут на его голос, завороженные; были и некоторые из местных жителей в этом хоре. Глядя на этот хор, я особенно восхищался, как они остерегались, чтобы ни в коем случае не оказаться впереди Протагора: всякий раз, когда тот со своими собеседниками поворачивал, эти слушатели стройно и чинно расступались и, смыкая круг, великолепным рядом выстраивались позади него.
Потом «оного мужа узрел я», как говорит Гомер. — Гиппия Элидского, сидевшего в противоположном портике на кресле. Вкруг него сидели на скамейках Эриксимах, сын Акумена (известный врач. — И. С.), Федр мирринусиец (в будущем — ученик Сократа, о нем будет подробнее сказано ниже. — И. С.), …и другие…Он, сидя в кресле, с каждым из них разбирал и обсуждал их вопросы.
«Также и Тантала, да, и его я тоже увидел» (опять цитата из Гомера. — И. С.), ведь и Продик Кеосский прибыл сюда; он занимал какое-то помещение, которое прежде служило Гиппонику клановою. теперь же, за множеством постояльцев, Каллий очистил его и сделал пристанищем для гостей. Продик был еще в постели, укрытый какими-то овчинами и покрывалами… И некоторые другие тоже были там, а о чем они разговаривали, этого я не мог издали разобрать, хоть и жаждал слышать Продика, считая его человеком премудрым и даже божественным; но из-за того, что голос его низок, только гул раздавался по комнате, а слов его уловить нельзя было.
Чуть только мы вошли, как вслед за нами — красавец Алкивиад…и Критий. сын Каллесхра» (Платон. Протагор. 314 с слл.). Не без сожаления прерываем это колоритное описание, заметив напоследок, что последние из упомянутых здесь лиц — Алкивиад и Критий — еще неоднократно будут появляться в нашем дальнейшем повествовании.
Сократ представляет Протагору Гиппократа, но завязывавшийся разговор очень скоро перетекает на гораздо более общие проблемы. Разговор заходит, ни много ни мало, о добродетели и о том, можно ли ей научиться. Протагор утверждает, что можно, Сократ же отрицает это.
Спор продолжается долго («Протагор» — один из крупных платоновских диалогов) и, что бывает у Платона довольно редко, в итоге Сократ не одерживает полной и безоговорочной победы над оппонентом. Диспут кончается, так сказать, вничью. Более того, в конце разговора выясняется, что в его ходе каждый из спорящих радикально меняет точку зрения: «Сократ доказывал невозможность научения добродетели, а теперь сам пришел к выводу, что она есть знание, т. е. нечто доступное изучению; а Протагор, доказывавший, что добродетели возможно научить, пришел к выводу о невозможности такого научения…»{66}.
Протагор подводит итог: «Я одобряю, Сократ, и твое рвение, и ход твоих рассуждений. Да и я, думается мне, не такой уж дурной человек, а зависти у меня меньше, чем у кого бы то ни было. Я многим говорил о тебе, что из тех, с кем я встречаюсь, я всего более восхищаюсь тобой, особенно между твоими сверстниками. Я даже утверждаю, что не удивился бы, если бы и ты стал одним из людей, прославленных мудростью» (Платон. Протагор. 361 de). Одним словом, соперники расстались добрыми друзьями…
