* * *
Горгий (около 480–380 год до н. э.). Уроженец Леонтин — маленького греческого городка на Сицилии. Прожил сто лет или даже несколько больше, причем до конца дней своих сохранял бодрость и силу ума.
Как Протагор в наиболее законченной форме выразил релятивизм софистов, так Горгий — самый яркий представитель свойственного многим представителям этого движения агностицизма. Выше уже говорилось о его трех тезисах, ставивших «тройной заслон» для возможности какого-либо познания.
В принципе не признававший постижения истины, Горгий именно поэтому особенно активно занялся риторикой и внес в ее формирование столь огромный вклад
, что часто (и, пожалуй, справедливо) признается просто-таки ее «отцом».
И это вполне закономерно: риторика в ее софистическом понимании видела в речи не средство выражения истины, а мощный инструмент манипулирования людьми. Примерно в этом духе и выражался сам Горгий: «Искусство убеждать значительно отличается от всех других искусств, так как оно всех их заставляет рабски служить себе добровольно, а не насильно» (Платон. Филеб. 58 а).
Коль скоро истины вообще нет, это означает, что любое высказывание в равной степени верно и ложно, что его можно с одинаковым успехом как доказывать, так и опровергать. Собственно, для ритора-софиста «высшим шиком» считалось именно это: подготовить и сказать вначале речь в похвалу какого-нибудь предмета, лица или качества, а потом, сразу же, — в порицание того же самого.
Разумеется, для Сократа, который всю жизнь свою посвятил поиску истины, подобный подход к задачам ораторского искусства был решительно неприемлем. И поэтому не случайно, что когда он вступает в спор с Горгием (и его учеником Полом), то спорят они именно о риторике, о красноречии. Этому посвящен диалог Платона «Горгий».
А. Ф. Лосев, один из тончайших знатоков античной философии, так резюмирует основные выводы Сократа о софистической риторике, делаемые в этом диалоге: «…Риторика есть не искусство, а только сноровка, с помощью которой что-либо представляется привлекательным и доставляется удовольствие людям. Критика Сократа заключается прежде всего в том, что сноровка — это вообще не искусство, что не все привлекательное и доставляющее удовольствие есть прекрасное, что такая сноровка нужна и в поварском деле и все подобного рода сноровки суть разновидности угодничества низменным страстям… Оратор, таким образом, оказывается как бы поваром для души. Ораторы в городах, хотя и обладают силой наподобие тиранов, на самом деле бессильны: ведь то, что они чинят, часто только кажется справедливым, а на самом деле это зло. а причинение зла другому оказывается результатом собственного бессилия. Прекраснее самому подвергнуться несправедливости, чем совершить ее по отношению к другому. Это и есть настоящая норма для риторики. Но такая норма никогда не осуществляется»
.
Словами же самого Сократа, «есть два вида убеждения: одно — сообщающее веру без знания, другое — дающее знание… Красноречие — это мастер убеждения, внушающего веру в справедливое и несправедливое, а не поучающего, что справедливо, а что нет… Значит, оратор в судах и других сборищах не поучает, что справедливо, а что нет, но лишь внушает веру, и только» (Платон. Горгий. 454 с — 455 а).
Разумеется, в диспуте, как его описывает Платон, побеждает Сократ. Вначале ставит в тупик Горгия; тут в разговор вмешивается Пол. стремясь поддержать учителя, но и он тоже быстро оказывается «на лопатках».
* * *
Гиппий (около 480–415 год до н. э.). Его родина — Элида, крупный, но не слишком высокоразвитый полис на Пелопоннесе. Кстати, именно на территории этого государства находилась знаменитая Олимпия, где раз в четыре года проводились общегреческие спортивные игры.
Гиппий даже на фоне других софистов, обладавших, как мы знаем, универсализмом и энциклопедичностью познаний, отличался какой-то особенной широтой интересов. Помимо философских трудов и речей, он писал также литературные произведения разных родов и жанров (эпические, лирические, драматические…), а еще занимался историко-хронологическими исследованиями. В частности, Гиппий составил список победителей на Олимпийских играх, имевший большое значение для установления правильной хронологии многих событий древнегреческой истории. Поручались ему и дипломатические миссии (Платон. Гиппий больший. 281 b).
Гиппий, помимо прочего, был «на все руки мастером». Вот один эпизод из жизни этого софиста — его описал Платон словами Сократа, обращенными к самому Гиппию: «Ты говорил, что, когда однажды прибыл в Олимпию, все твое тело было украшено изделиями твоих собственных рук, и прежде всего начал ты с перстня, сказав, что это вещь твоей работы, поскольку ты владеешь искусством резьбы по камню; и другая печатка оказалась твоим изделием, а также скребок и флакончик для масла — будто ты сработал их сам; потом ты сказал, что свои сандалии на ремнях ты собственноручно вырезал из кожи, а также скроил свой плащ и короткий хитон. Но что уж всем показалось весьма необычным и знаком высокой мудрости, так это твое заявление, будто ты сам сплел свой поясок для хитона, хотя такие пояса обычно носят богатые персы. Вдобавок ты заявил, что принес с собою поэмы, эпические стихи, трагедии и дифирамбы и много нестихотворных, на разнообразный лад сочиненных речей. И по части тех искусств, о которых я только что говорил, ты явился превосходящим всех остальных своим знанием, да и самым искусным в науке о ритмах и гармониях, а также в правописании; и то же самое во многих других искусствах, насколько могу я припомнить… Да! Я совсем было позабыл о твоей преискусной памяти: ты ведь считаешь себя в этом самым блистательным из людей» (Платон. Гиппий меньший. 368 b — d).
В словах Сократа (Платона), несомненно, сквозят ирония и некоторая недоверчивость. Однако серьезных оснований для недоверия на самом деле нет. Судя по всему, Гиппий действительно имел определенную квалификацию в самых различных областях, — как видим, от глиптики до мнемотехники. Разумеется, не в похвалу ему то, что он кичился и хвастался своими многогранными умениями и знаниями (которые к тому же уже в силу самой этой своей широты не могли не быть несколько поверхностными). А Гиппий действительно был человеком довольно высокомерным. Вспомним хотя бы, как ведут себя различные софисты в приводившейся выше сценке из «Протагора». Протагор беседует со своими слушателями, прогуливаясь в портике. Продик и вовсе рассуждает, не вставая с постели, «по-домашнему»: а вот Гиппий горделиво восседает в кресле…
У Платона спорам Сократа с Гиппием посвящены два диалога — «Гиппий меньший» и «Гиппий больший» (условно называемые так из-за различия в своих размерах). В первом два философа дискутируют о феномене лжи, во втором — о том, что такое прекрасное. В обоих произведениях Гиппий изрекает свои мнения кичливо и с большим апломбом, но в обоих же оказывается наголову разгромлен Сократом. В конце концов, он — видимо, от недостатка аргументов — раздраженно и цинично замечает:
«Но что ж это такое, по-твоему, Сократ, все вместе взятое? Какая-то шелуха и обрывки речей, как я сейчас только говорил, разорванные на мелкие части. Прекрасно и ценно нечто иное: уметь выступить с хорошей, красивой речью в суде, совете или перед иными властями, к которым ты ее держишь; убедить слушателей и удалиться с наградой, не ничтожнейшей, но величайшей — спасти самого себя, свои деньги, друзей. Вот чего следует держаться, распростившись со всеми этими словесными безделками, чтобы не показаться слишком уж глупыми, если станем заниматься, как сейчас, пустословием и болтовней» (Платон. Гиппий больший. 304 ab). Как видим, сократовский диалогический метод был Гиппию совсем не по душе.
