* * *
Продик (точные даты рождения и смерти неизвестны; он был, очевидно, ровесником Протагора или чуть моложе). Его родина — островок Кеос в Эгейском море, не очень далеко от побережья Аттики.
То, что известно о Продике, позволяет прийти к выводу: пожалуй, он в меньшей степени, чем другие софисты, был релятивистом. Во всяком случае в области этики. Он не позволял себе, в отличие от тех же Гиппия или Горгия, циничных высказываний о том, что главное — деньги, успех и т. п. Напротив, полемизировал с подобными взглядами.
Продик написал философскую притчу «Геракл на распутье», которая дошла до нас в довольно подробном пересказе Ксенофонта. Содержание притчи таково: к юному Гераклу, размышляющему о выборе жизненного пути, подходят две женщины. Обе они по-своему красивы, но одна — «с чертами врожденного благородства», а у другой «благодаря косметике лицо… казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы…» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. II. 1.22).
Женщины воплощают собой соответственно Добродетель и Порочность, и каждая призывает Геракла пойти по ее пути. Порочность утверждает: «…Если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути приятному и легкому: радости жизни ты вкусишь все, а тягостей не испытаешь во весь век свой» (Ксенофонт, Воспоминания о Сократе. II. I. 23). Добродетель, разумеется, ничего подобного не сулит, ибо, говорит она, «из того, что есть на земле полезного и славного, боги ничего не дают людям без труда и заботы» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. II. 1.28). Поэтому путь ее более труден и тернист, но зато и более прочные, непреходящие блага этот путь дает тем, кто по нему следует: они «любезны богам, дороги друзьям, чтимы отечеством» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. II. 1. 33). Всем известно, какую дорогу из этих двух избрал великий герой Геракл.
Как будто и не софист писал… Не удивительно, что, похоже, именно Продику из представителей софистического движения Сократ симпатизировал больше всего и только его одного из софистов называл своим учителем, как уже упоминалось выше. Интересно, что и в диалогах Платона, которые в целом пронизаны резко негативной тенденцией по отношению к софистам, Продику «достается» меньше, чем другим. Он изображается скорее в благоприятном свете. Так, в диалоге «Протагор», когда спор Протагора и Сократа достигает уже высокой степени накала и в нем начинают звучать раздраженные нотки, Продик выступает в роли примирителя:
«Я тоже, Протагор и Сократ, прошу вас уступить друг другу: можно спорить о таких вопросах, но не ссориться. Спорят ведь и друзья, которые хорошо относятся друг к другу, а ссорятся противники и враги. Так-то и вышла бы у вас великолепная беседа, и вы, собеседники, заслужили бы от нас, слушателей, величайшее одобрение, но не восхваление: одобрение возникает в душах слушателей искренне, без лицемерия, словесное же восхваление часто бывает лживым и противоречит подлинному мнению людей…» (Платон. Протагор. 337 ab).
В приведенной здесь цитате Платон дает очень тонкую словесную характеристику Продику с его любовью к разбору отличий между схожими, но не одинаковыми понятиями («спор» — «ссора», «одобрение» — «восхваление» и т. п.). Хорошо известно, что Продик больше всего интересовался проблемами языка, особенно связанными с синонимикой. Его, по сути дела, можно назвать первым серьезным лингвистом в античной истории.
Сократ унаследовал это внимание к языковой стороне высказываний и сам порой был не чужд лексических штудий. Таковыми он занимается, например, на всем протяжении платоновского диалога «Кратил», где в самом начале, разумеется, упоминает Продика (Платон. Кратил. 384 b). Самое же главное — работа по разграничению и уточнению значений синонимов во избежание путаницы между ними была совершенно необходима для создания аппарата максимально корректных общефилософских понятий. А ведь — опять напомним — начало формирования такого аппарата является одной из главных заслуг Сократа.
* * *
Антифонт (около 480–411 год до и. э.). Это едва ли не единственный софист, который был коренным афинянином. Изучение его жизни и деятельности сопряжено с некоторыми сложностями, — прежде всего потому, что среди ученых нет единого мнения, являются ли упоминаемые в разных источниках «оратор Антифонт» и «софист Антифонт» двумя разными лицами или одним и тем же. Впрочем, в самое последнее время были приведены весьма весомые аргументы в пользу их тождества
. Из этого и будем исходить.
Антифонт, как и многие софисты, был личностью разносторонних дарований. Он писал философские трактаты, обучал молодежь искусству судебного красноречия, сам выступал с речами (некоторые из них сохранились до нашего времени) и даже занимался толкованием снов — его сонник считался в античности одним из самых авторитетных.
Кроме того, Антифонт являлся крупным политическим деятелем афинского полиса, идеологом олигархии, главой одной из влиятельных гетерий. Уже на закате своей карьеры, в 411 году до н. э., он выдвинулся в государстве просто-таки на ведущее место. Антифонт стал одним из лидеров олигархического переворота, приведшего к власти так называемый режим «Четырехсот»
, а после установления этого режима играл в нем, по некоторым сведениям, фактически первенствующую роль. После свержения олигархии, продержавшейся лишь несколько месяцев, он предстал перед судом по суровому обвинению в противозаконном захвате государственной власти и произнес великолепную, поразившую современников речь в собственную защиту (от этой речи, к сожалению, дошли лишь незначительные фрагменты). Однако участь Антифонта, разумеется, была предрешена: его приговорили к смерти и казнили.
Как философ Антифонт являлся характерным представителем софистики. Вот краткое обобщение основных положений его учения: «…Все социально-правовые «установления», законы, равно как и «общепринятые нормы» морали, оказываются конвенциональной фикцией, «враждебной» природе человека… Природа понимается как естественные склонности, биологические инстинкты и заявляет о себе в известном гедонистическом постулате: максимум удовольствия, минимум страдания. «Справедливость» — лицемерное и вынужденное соблюдение законов; поэтому «для человека наиболее выгодный способ употребления справедливости таков: при свидетелях уважать законы, а без свидетелей — требования природы». Стесненная запретами и условностями природа при каждом удобном случае разрывает «оковы»… Примат «природы» над «законом» приводит Антифонта к идее равенства всех людей и неистинности сословных и расовых привилегий»
.
Как видим, здесь налицо все принципиальные особенности теорий софистов, причем доведенные, кажется, до предела: и релятивизм, и правовой нигилизм, и циничный, гедонистический прагматизм… А в то же время — признание равенства людей, что в V веке до н. э. в античном обществе, принципиально основанном на неравенстве, должно было звучать в высшей степени необычно и ново. Видный отечественный исследователь древнегреческой философии и культуры С. Я. Лурье считал Антифонта едва ли не первым анархистом в истории человечества
. Но это, кажется нам, уже явное преувеличение.
