Нередко находились в небрежении даже древние, освященные опытом поколений законы Драконта и Солона. Конечно, такая ситуация была ненормальной, но только со временем, пройдя череду бед и потрясений, афиняне это осознали. В самом конце жизни Сократа, в 403 году до н. э… приняли декрет, в котором были следующие слова: «Ни одному постановлению ни Совета, ни народа (то есть ни одной псефисме. — И. С.) не иметь большей силы, чем закон» (Андокид. 1. 83–87).
Этим словам нужно уделить самое пристальное внимание. Они показывают, что теперь афиняне уже понимали разницу между законом и псефисмой. Закон имеет общий характер, действует долговременно и прилагается к различным ситуациям. Псефисма — постановление, выражающее волю демоса по конкретному вопросу. В восстановленной демократии закон был решительно поставлен над псефисмой. Закону обязаны подчиняться все; именно он, а не демос — истинный господин государства. К этой идее «власти закона» Афины пришли долгим, выстраданным путем, через невзгоды на полях сражений, через внутренние смуты и кровопролития. Полагаем, впрочем, что и сократовская критика сыграла свою роль.
Сократ активно размышлял над типологией форм государственного устройства. Вот его наиболее характерное высказывание об этом предмете, переданное Ксенофонтом:
«Царскую власть и тиранию Сократ считал формами правления, но находил между ними разницу: правление при добровольном согласии народа и на основании законов государства он считал царской властью, а правление против воли народа и не на основании законов, а по произволу правителя — тиранией, где должностные лица выбираются из людей, исполняющих предписания законов, такой государственный строй он считал аристократией, где на основании ценза — плутократией, где из всех граждан — демократией» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. IV. 6.12)
.
Подобная рефлексия относительно различных политических систем была впоследствии в высшей степени свойственна философам, являвшимся учениками Сократа и учениками его учеников. Среди них — и Платон, и Аристотель. И, несомненно, они многое почерпнули у «босоногого» мудреца
, в частности, в основном позаимствовали и его терминологию. Правда, кое-какие изменения все-таки внесли: например, не прибегали к понятию «плутократия», а, с другой стороны, вводили кое-какие новые.
Так, Платон делил реально существующие, современные ему государственные устройства на «правильные» и «отклоняющиеся» или «искаженные». К правильным он относил только монархию (законную царскую власть, уходящую корнями в глубины древности) и аристократию (власть «лучших», причем лучших не столько в смысле знатного происхождения, сколько выдающихся своими нравственными достоинствами). Все же остальные типы государственного устройства попадают в число отклоняющихся: и демократия, и олигархия, и тирания. Как видим, народовластию в этой схеме отведено отнюдь не самое почетное место — рядом с правлением кучки богачей и беззаконной властью тирана.
Строго говоря, взгляды Платона на рассматриваемый сюжет не оставались неизменными. В период работы над главным своим шедевром — трактатом «Государство» — он придерживался следующих взглядов на историческую эволюцию государственности. Наряду с идеальным или совершенным государственным устройством (которое может быть монархией или аристократией) существуют четыре «порочные» формы; тимократия, олигархия, демократия, тирания. Они перерождаются друг в друга по нисходящей, то есть идет постепенный регресс.
Приведем соответствующую цитату: «Имеется четыре вида порочного государственного устройства… Большинство одобряет критско-лакедемонское устройство. На втором месте, менее одобряемая, стоит олигархия: это государственное устройство, преисполненное множества зол. Из нее возникает отличная от нее демократия. Прославленная тирания отлична от них всех — это четвертое и крайнее заболевание государства…» (Платон. Государство. VIII. 544 а слл.). Именно для обозначения строя, характерного для полисов Крита и Спарты (Лакедемона), автор употребляет новый термин «тимократия»; в переводе это означает «господство чести», и мыслитель считает данную форму наилучшей из «порочных».
Ко времени написания более позднего диалога «Политик» классификация Платона несколько изменилась. Теперь он выделял семь видов государственного устройства: идеальное и шесть реальных. Из числа этих последних исчезла тимократия, зато появилась олигархия.
«Монархия, власть немногих и власть большинства — это три вида государственного правления… Если мы разделим каждое из этих трех надвое, у нас получится шесть видов, правильное же государственное правление будет стоять особняком и будет седьмым по счету… Из монархии мы выделим царскую власть и тиранию, из владычества немногих — аристократию (славное имя!) и олигархию. Что касается власти большинства, то раньше мы ее назвали односложным именем демократии, теперь же и ее надо расчленить надвое. — Каким же образом мы ее расчленим? — Точно так же, как остальные, несмотря на то, что пока для нее не существует второго имени. Но и при ней, как при других видах государственной власти, бывает управление согласное с законами и противозаконное» (Платон. Политик. 302 с слл.).
Наконец, в совсем позднем труде «Законы» Платон ввел еще новый термин «династия» для обозначения «первичной», наиболее примитивной формы государственного (по нашим современным критериям, скорее протогосударственного) устройства (Платон. Законы. III. 680 b).
Более четкой и, так сказать, красивой (поэтому она и стала классической) стала типология Аристотеля, разработке которой он целиком посвятил свое сочинение «Политика». Типы политических систем Аристотель вслед за Платоном делил на «правильные» и «отклоняющиеся». Демократия у него опять же оказываемся в числе отклоняющихся. наряду с олигархией и тиранией. К правильным же он относит монархию, аристократию, а также — здесь мы тоже встречаем нечто новое — так называемую политию. Этот термин, похоже, является изобретением самого Аристотеля. Им философ обозначил «средний» государственный строй, промежуточный между «чистой» демократией и «чистой» олигархией, объединяющий в себе положительные черты той и другой.
Легко можно заметить, что охарактеризованные системы зиждутся в конечном счете на сократовской, растут из нее, как из общего корня. Не приходится сомневаться, что и лежащая в их основе неприязнь к демократии тоже унаследована Платоном и Аристотелем от Сократа. Даже на пороге насильственной смерти он решительно утверждает в разговоре с другом Критоном: «…Уже не так-то должны мы заботиться о том, что скажет о нас большинство, мой милый, а должны заботиться о том, что скажет о нас тот, кто понимает, что справедливо и что несправедливо, — он один, да еще сама истина» (Платон. Критон. 48 а).
Слова эти более чем органичны для всего мировоззрения Сократа, если понимать его как целостность. «Босоногий мудрец» просто не мог быть демократом, иначе его взгляды содержали бы внутреннее противоречие. А противоречия, конечно, не допустил бы человек, привыкший каждую мысль продумывать до самых последних глубин, осознавая все вытекающие последствия.
Нет, не стоит делать из Сократа сторонника демократии, хотя бы даже и умеренного сторонника умеренной демократии. хотя так достаточно часто поступают
, ссылаясь, в частности, на то, что философ не призывал к свержению демократического строя. Да, действительно не призывал и в заговорах с целью государственного переворота не участвовал. Он ведь был мыслителем, а не политиком. Но достаточно ли этого для того, чтобы записывать его в приверженцы народовластия? Вряд ли.
