Как раз афинский демос очень хорошо понимал, что Сократ — не на его стороне. Классическая полисная демократия однозначно исходила из приоритета воли большинства. Большинство не может ошибаться, оно всегда право и всегда справедливо уже потому, что оно — большинство. А Сократ, как мы только что видели, утверждал прямо противоположное: мнение одного, но понимающего, важнее, чем мнение большинства. «Антидемократический смысл подобных высказываний Сократа был понятен массе его современников»
.
Вот еще одно, не менее характерное из высказываний такого же рода. Сократ упоминает «те качества, которые делают человека способным заниматься государственными делами и домашним хозяйством, быть правителем и приносить пользу другим и себе». И характеризует эти качества так: «…Прекрасные качества и искусство первостепенной важности: ведь такие качества — принадлежность царей и называются царскими» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. IV. 2. 11).
Обратим внимание на эпитеты в последнем предложении. «Цари», «царский» — менее популярные слова, чем эти, в условиях современной Сократу афинской демократии, пожалуй, трудно даже и найти. Правит демос — так какой еще может быть царь?! Могут ли подобные выражения, в которых так и сквозит любовь к монархии, исходить от друга народа?
Платон опять же унаследовал сократовское словоупотребление. На всем протяжении диалога «Политик», например, он называет политику царственным искусством, политика — царственным мужем. Поневоле вспоминается сентенция, куда более распространенная в наши дни: «Политика — грязное дело». Как меняются времена…
* * *
В любом случае, неудивительно, что к «босоногому мудрецу» тянулись, казалось бы, столь непохожие на него представители аристократической молодежи, не слишком-то симпатизировавшие классическому народовластию. Хрестоматийные факты, касающиеся этого, уже изложены выше. Так, Алкивиад, никогда в своей жизни отнюдь не делавший из демократии кумира, в юности очень тесно общался с Сократом, да и впоследствии Алкивиад всегда сохранял теплые и даже восторженные чувства к учителю. При этом следует помнить, что Алкивиада привлекали в учении Сократа не в последнюю очередь именно его элитарные, аристократические и даже антидемократические стороны, в частности, настояние философа на том, что управление государством должно принадлежать не «совершенно невежественным» представителям демоса, а «знающим», «лучшим» людям. Нет надобности говорить, что к этим «лучшим» Алкивиад в первую очередь причислял себя.
Но Алкивиад, во всяком случае, на словах был сторонником демократии. А были среди сократовских учеников и собеседников и более откровенные олигархи. Выше говорилось о Критии, упоминалось о Ферамене — эти люди в той или иной мере прошл и выучку у Сократа. Они еще заявят о себе, попытаются воплотить свои идеи в жизнь. И на судьбе «босоногого мудреца» эти события скажутся самым непосредственным образом. Мы уже близки к новому этапу его биографии. Наступало грозное время…
В ТРУДНУЮ ПОРУ
Почти до пятидесятилетнего рубежа жизнь Сократа, столь насыщенная интеллектуально и духовно, с внешней стороны, в общем-то, не являла собой ничего особо достопримечательного. Постоянные беседы с согражданами и гостями Афин — на улицах, в лавках, да и где угодно, — задорные стычки с софистами, напряженный поиск истины в кругу преданных друзей. Никаких громких событий…
Это. в общем-то, естественно и даже типично для человека, который был не полководцем, не политиком, а мыслителем. Согласно распространенному представлению, философ вообще должен быть затворником-домоседом, и надо сказать, что в подавляющем большинстве случаев подобное представление вполне соответствует действительности. Был ли так уж богат событиями жизненный путь Декарта или Канта, Гегеля или даже Ницше? Да нет, конечно. Биография философа — это прежде всего история не его жизни, а его мысли.
Сказанное относится и к мыслителям Античности, хотя, может быть, в несколько меньшей степени и с определенными оговорками — учитывая, что общая мобильность людей, особенно представителей интеллектуальной элиты, была в древнегреческом полисном мире более высока, чем в последующие эпохи
.
Так, Платон и Аристотель по своему характеру, бесспорно, являлись затворниками, хотя, что интересно, при этом не были домоседами. Платон неоднократно совершал дальние, трудные и даже опасные поездки на Сицилию. Аристотель родился в Стагирах, учился в Афинах, подвизался несколько лет в городке Асе (в Малой Азии), в македонской столице Пелле был наставником будущего Александра Великого, потом опять возвратился в Афины, а скончался в Халкиде на острове Эвбея. Однако идеалом для обоих была все-таки мирная, спокойно текущая жизнь исследователя и преподавателя в стенах своей философской школы (роль которой для Платона играла Академия, для Аристотеля — Ликей). И, когда позволяли условия, они именно такой жизни и предавались.
У Сократа же парадоксальным образом все было в известном смысле наоборот. Затворником никак нельзя назвать человека, который почти никогда не появлялся дома — разве что ночевать приходил, да и то не всякий раз. Но, с другой стороны, он был домоседом — в том смысле, что терпеть не мог покидать родной город. Как мы видели выше, он крайне редко выходил из Афин даже в ближайшие окрестности. Что уж тут говорить о более далеких «вояжах»…
В данном отношении «босоногий мудрец» действительно резко контрастирует с большинством своих современников. Античные эллины — народ путешественников, а что можно сказать о путешествиях Сократа? Практически ничего. Окружающий мир, похоже, совсем не интересовал его; ему не хотелось знакомиться с новыми местами, осматривать достопримечательности и т. п. — настолько глубоко он был погружен в изучение внутреннего мира человека.
Впрочем, в юные годы, в пору ученичества Сократ, судя по всему, был еще более или менее легок на подъем. Позднеантичный биограф, ссылаясь на весьма авторитетных авторов, пишет о нем: «В молодости он с Архелаем ездил на Самос (так пишет Ион Хиосский), был и в Дельфах (так пишет Аристотель). а также на Истме (так пишет Фаворин в I книге «Записок»)» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 23).
Как обычно, требуются некоторые пояснения. Визит Сократа в Дельфы, как видим, засвидетельствован самим Аристотелем, который, конечно, не стал бы придумывать факты из головы. Да мы и априорно должны были бы предположить, что Сократ — при его-то искренней религиозности — просто не мог хоть раз не побывать в главном сакральном центре Греции, в священном городе Аполлона и (подчеркнем) Диониса. Да. хотя об этом далеко не все знают, в Дельфах на самом деле почитались два божества. На протяжении большей части года, девяти месяцев — Аполлон. А вот в течение трех зимних месяцев, когда, как считалось, Феб покидал свой храм и отправлялся на далекий север, в край гипербореев, Дельфы становились центром поклонения Дионису.
Мы уже знаем, что образы обоих этих богов занимают весьма важное место в сюжетике, связанной с Сократом. С дионисийским началом, с колоритной «свитой» Вакха — всеми этими силенами и сатирами — он постоянно ассоциировался, чти подмечали уже современники. С Аполлоном он тоже был тесно связан. Напомним, что, согласно античной традиции, он даже родился в день праздника Аполлона. А потом было знакомство мыслителя с типично «аполлоновским», дельфийским изречением «Познай самого себя», которое он сделал одним из главных своих лозунгов. А потом — знаменитый запрос Херефонта к оракулу Аполлона и не менее знаменитый ответ от имени бога: Сократ-де всех мудрее. Некие незримые нити между Аполлоном и Сократом, порой оставляющие впечатление чего-то мистического, существовали вплоть до самой кончины «босоногого мудреца».
