Поздний биограф, Диоген Лаэртский, о том же эпизоде сообщает буквально в двух словах, да к тому же еще и несколько недопонимая ситуацию: «Он (Сократ. — И. С.) один голосовал за оправдание десяти стратегов» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 24). В действительности, как вытекает из ранее приведенных свидетельств, дело обстояло не вполне так. Какую позицию занял философ в непосредственном голосовании-приговоре, мы не знаем, об этом ни один из античных авторов не сообщает. Его роль была связана с более ранним этапом процесса, с решением процедурного вопроса о том, как судить флотоводцев. Он не голосовал за их оправдание или осуждение; он не хотел, чтобы состоялось само это голосование, вопиюще противоречившее существующим процессуальным нормам. Строго говоря, не обвиняемых как таковых защищал «босоногий мудрец»: он грудью вставал на защиту закона, против любых его нарушений. И уж тут его не смущали и не останавливали никакие нападки, угрозы, опасность и самому оказаться вместе со стратегами на скамье подсудимых (раздавались ведь, как мы помним, и такие голоса). В этом — весь Сократ!
Он проиграл. Но бывают такие поражения, которые — выше победы. Проиграл, но не сдался, до конца настаивал на своем. И — один против всех! В этом рисуется уже какое-то предчувствие суда над ним, который прошел в том же роде: по форме — поражение, по сути — победа.
Обратим еще внимание, что в эпизоде со стратегами Сократ и, в общем-то, обычно близкий к нему Ферамен оказались, так сказать, по разную сторону баррикад. Обычная коллизия оппортуниста-политика и нонконформиста-философа. Впрочем, пройдет какая-нибудь пара лет — и все, все пойдет совершенно иначе.
СОКРАТ И «ТРИДЦАТЬ ТИРАНОВ»
Процесс стратегов-победителей — типичный образчик религиозной истерии в Афинах, столь характерной для последних лет Пелопоннесской войны. Афинский демос собственными руками лишал себя тех военачальников, которые у него еще были, обезглавливал вооруженные силы полиса. Рано или поздно все это не могло не кончиться очень плохо. Так в конце концов и получилось.
Главную роль на завершающем этапе войны сыграл командующий спартанским флотом (наварх) Лисандр, выдающийся полководец. Он добился того, чтобы персы стали более активно поддерживать Спарту. А в 405 году до н. э. он нанес афинянам решающее поражение в битве при речке Эгоспотамы, на побережье пролива Геллеспонт (к северо-востоку от Эгсиды). Применив военную хитрость и воспользовавшись тем, что командиры противника были по большей части совершенно некомпетентны (иных в Афинах уже не осталось), Лисандр внезапным уларом захватил врагов врасплох прямо на корабельной стоянке и наголову разгромил их. Лишь одному из афинских стратегов — Конону — удалось с несколькими триерами спастись бегством. Всех остальных — и флотоводцев, и капитанов, и моряков — спартанцы взяли в плен и казнили. Погибли несколько тысяч человек.
Но главное было даже не в этом. Дело при Эгоспотамах стало событием, предрешившим исход всего многолетнего военного столкновения. На море теперь всецело господствовала Спарта, и у афинян не было сил, чтобы противостоять ей. У Лисандра впервые появилась возможность осадить Афины не только с суши, но и с моря, полностью блокировать их и отрезать доступ продовольствия. Нечего и говорить, что он этой возможностью немедленно воспользовался.
Флот спартанского наварха встал у Пирейской гавани. В это же время сухопутное пелопоннесское войско, выйдя из Декелей, окружило Афины. Теперь для «города Паллады» были бесполезны даже Длинные стены. Осада продолжались несколько месяцев. Начался голод. В среде афинских граждан вновь росло недовольство демагогами, которые довели государство до такого состояния. Клеофонта предали суду и казнили. Возобновили свою подрывную деятельность антидемократические гетерии.
Возросло влияние «умеренного» Ферамена, который убеждал афинян в невозможности дальнейшего сопротивления. Сам же он и отправился послом к Лисандру — вести переговоры. В 404 году до н. э. «город Паллады», изнуренный осадой, вынужден был капитулировать. Победители-спартанцы продиктовали очень жесткие и суровые условия мира.
Согласно этим условиям Афинская морская держава распускалась. Афинский флот (точнее, то, что от него еще оставалось) подлежал уничтожению. Должна была быть срыта наиболее важная часть оборонительных укреплений, в том числе Длинные стены. Афины обязывались признать гегемонию Спарты в Греции. Город, который еще недавно блистал как школа Эллады, ее крупнейший политический центр, столица обширного союза, превратился в рядовой полис.
Таков был исход Пелопоннесской войны. Каковы же причины конечного (и полного) поражения Афин в этом межэллинском конфликте? Ведь военные действия по большей части шли, в общем-то, на равных.
Главной из этих причин была, конечно, внутренняя непрочность Афинской морской державы. Непомерная эксплуатация союзников порождала в их среде сепаратистские устремления, и эти устремления не замедлили открыто проявиться при первых же признаках ослабления Афин. Пелопоннесский союз был построен на более мягких началах. На первый взгляд его структура казалась рыхлой, но именно добровольное членство полисов в этом объединении делало его по-настоящему прочным.
Далее, афинский демос был настолько вдохновлен большими успехами, достигнутыми в предвоенный период, что явно переоценил свои силы. В ходе войны Афины допустили ряд серьезнейших стратегических и тактических ошибок; зачастую давали о себе знать авантюризм и излишняя нервозность. Внешним успехам, бесспорно, не способствовали постоянные внутриполитические кризисы, вспышки гражданский распри. Нельзя не отметить еще и то, что известную роль в победе Спарты сыграла финансовая помощь, оказанная ей персами.
Но и после поражения в Пелопоннесской войне мытарства Афин не закончились. Вскоре после заключения мира в город прибыл Лисандр. Выступая в народном собрании, суровый наварх обвинил афинян в том, что условия мирного договора выполняются недостаточно быстро, и потребовал ликвидации демократического устройства полиса. Взявший слово после него Ферамен убеждал сограждан в том, что у них не остается другого выхода, кроме как подчиниться. Так афинская демократия во второй раз менее чем за десятилетие временно прекратила свое существование.
Вся полнота власти была передана коллегии из тридцати олигархов, ярых приверженцев Лакедемона. Ее поддерживали антидемократические гетерии, но главной опорой олигархического режима стал размещенный в Афинах спартанский гарнизон.
В коллегии Тридцати вначале ведущую роль играл Ферамен, но со временем на первое место в нем выдвинулся Критий. Последний был, как мы уже знаем, учеником Сократа, но, впрочем, потом отошел от своего учителя, хотя и не поссорился с ним. Умный и образованный человек, талантливый писатель и философ, Критий в то же время являлся жестоким и циничным политиком, убежденным «идейным» противником любой формы народовластия и горячим поклонником спартанских порядков.
Новые правители, по словам Аристотеля, «первое время… проявляли умеренность по отношению к гражданам… С самого начала они держались такого образа действий: устраняли сикофантов (доносчиков-шантажистов, распространившихся в худшие времена афинской демократии. — И. С.) и людей, подлаживавшихся в речах своих к народу вопреки его настоящим интересам, аферистов и негодяев, и государство радовалось этому, думая, что они делают это из высших интересов» (Аристотель. Афинская полития. 35. 2–3). Но со временем всем стала ясна истинная сущность режима, по сравнению с которым правление Четырехсот в 411 году до н. э. показалось «цветочками». Тридцать перешли к террору и репрессиям; вскоре они по справедливости получили от сограждан прозвище «Тридцать тиранов».
