Летом 1944 года правительство Великобритании попросило Москву внести ясность: что означают сообщения о секретных переговорах в столице Швеции между советскими и немецкими представителями?
Ответ на запрос британских союзников подготовил заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский: «Посольство СССР в Стокгольме в течение лета получило большое количество анонимных писем с информацией о том, что некто доктор Кляйст намерен установить контакт с советскими представителями. Посольство СССР не обратило никакого внимания на эти письма и никак не реагировало на них…» Упомянутый Вышинским Бруно Петер Кляйст — немецкий дипломат, в имперском министерстве иностранных дел он заведовал восточным отделом. В 1939 году приезжал в Москву вместе с министром Иоахимом фон Риббентропом. После начала войны Кляйста перевели в министерство по делам восточных оккупированных территорий. Но весной 1942 года он вернулся в МИД. В конце войны несколько раз приезжал в Швецию.
Что же делал в Стокгольме начальник восточного отдела германского МИДа?
Шведская полиция, присматривавшая за наиболее опасными гостями, докладывала, что 28 июня 1944 года Бруно Петер Кляйст побывал на вилле советника посольства СССР в Швеции Владимира Семеновича Семенова на острове Лидин-гё (см.: Международная жизнь. 2002. № 2).
Семенов остался старшим дипломатом в посольстве, когда Александру Коллонтай поразил инсульт. Она говорила с трудом и не покидала инвалидной коляски. При разговоре с немцем, по шведским данным, присутствовал советский военный атташе полковник Николай Иванович Никитушев.
Шестнадцатого июня 1944 года шведская газета «Нюа даглигт аллеханда» выпустила специальный номер, в котором сообщала о тайных переговорах под Стокгольмом советских и немецких представителей. Москва и Берлин опровергли это сообщение почти одновременно.
Швеция оставалась нейтральной. Здесь сохранились посольства и стран оси, и Объединенных Наций. Стокгольм кишел дипломатами и разведчиками. Как тогда говорили, это маленький город, где плетутся большие интриги. Здесь в конце войны различные немецкие эмиссары пытались наладить контакты с союзниками.
Впрочем, эти попытки предпринимали не только немцы. В своих воспоминаниях Владимир Семенов рассказывает, что трижды встречался с послом фашистской Италии, с которой Советский Союз тоже находился в состоянии войны. Итальянцы искали способ с минимальными потерями отказаться от союзнических отношений с Гитлером. Несколько раз Семенов конспиративно беседовал и с румынами, которые осознавали, что их ждет…
В Стокгольме действовал агент абвера (военная разведка и контрразведка) Эдгар Клаус, женатый на шведке. Резидентура абвера 17 июня 1942 года доложила в Берлин: Клаус установил «особо хорошие отношения с советской миссией». Разведчикам свойственно преувеличивать собственные успехи. Как и любой агент, Клаус создавал впечатление собственной значимости. Но какие-то контакты с советскими людьми в Стокгольме у Клауса явно были.
Эдгар Клаус считал, что советские руководители мечтают поскорее покончить с войной, внушал приезжавшим из Берлина высокопоставленным гостям:
— Я гарантирую, что, если Германия согласна вернуться к границам 1939 года, мир можно заключить в течение одной недели…
Агент абвера ошибался.
Двенадцатого ноября 1943 года нарком Молотов информировал американского посла Аверелла Гарримана и британского — Арчибальда Кларк-Керра: «Сотрудник советской миссии ответил Клаусу, что ни о каких переговорах или контактах советских представителей с немцами не может быть и речи».
Заявление наркома было ответом на недоумение, выраженное союзниками. 29 сентября американский посланник в Швеции поинтересовался у первого секретаря советской миссии, соответствуют ли действительности слухи о тайных контактах с немцами. Нарком подтвердил, что с Эдгаром Клаусом действительно состоялась беседа. По словам Молотова, «сотрудник советской миссии категорически отказался от ведения каких-либо переговоров и от дальнейших встреч».
Кто именно разговаривал с Клаусом?
Владимир Семенов считал, что это были разведчики. Сначала этим занимался Борис Рыбкин, потом сменивший его на посту резидента Василий Разин.
«Упоминавшаяся в ноте Молотова встреча с Клаусом одного из советских работников была проведена, если не ошибаюсь, Андреем Михайловичем Александровым, — писал Семенов. — Кляйст и Клаус были недовольны манерой Александрова, который обставлял разговор бесконечными ссылками на то, что он не уполномочен обсуждать такие вопросы, и уходил от определенных ответов».
Немецкий дипломат Фриц Гессе предлагал шведским политикам стать посредниками в переговорах нацистов с союзниками. Германия, говорил берлинский посланник, готова уйти со всех оккупированных территорий.
— И учтите, если война и разорение будут продолжаться, — пугал Фриц Гессе своих шведских собеседников, — немцы перейдут на сторону коммунизма. Разница между нацизмом и коммунизмом не столь велика. Гитлер готов объединиться со Сталиным.
О немецком предложении доложили британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю. Он не проявил к этому интереса. Но самое любопытное, что о тайных контактах с немцами узнали шведские журналисты. В одной из газет появилась статья «Нацистский зондаж о мире через Стокгольм? Англия и Соединенные Штаты отвергли предложения Риббентропа».
Иоахим фон Риббентроп рассказывал, как после высадки англо-американцев в Северной Африке в 1942 году напросился на прием к Гитлеру: «Я придерживаюсь взгляда, что фюреру необходимо совершенно решающим образом облегчить ведение нами войны, а потому прошу его немедленно предоставить мне полномочия для установления через советского посла в Стокгольме мадам Коллонтай контакта со Сталиным с целью заключить мир — причем, раз уж того не миновать, со сдачей большей части завоеванных на Востоке областей.
Едва я заговорил о сдаче захваченных восточных областей, как фюрер тут же отреагировал на это самым бурным образом. Лицо его налилось кровью, он вскочил, перебил меня и с неслыханной резкостью заявил, что желает разговаривать со мной исключительно об Африке, и ни о чем ином!»
Факт такого разговора подтвердил в своих воспоминаниях адъютант фюрера по авиации полковник Николаус фон Белов: «6 ноября 1942 года из Берлина поехали в Мюнхен… В Бамберге нас уже ожидал Риббентроп. Он хотел поговорить с фюрером. Министр высказался за то, чтобы через русское посольство в Стокгольме установить контакт со Сталиным и предложить далекоидущие уступки на Востоке. Гитлер на это не пошел. Он сказал: момент слабости для переговоров с врагом не годится».
«До сталинградской катастрофы мы еще имели несравнимо более благоприятную позицию для переговоров с Москвой, чем после того, — считал Риббентроп. — В тяжелые дни после окончания боев за Сталинград у меня состоялся весьма примечательный разговор с Адольфом Гитлером. Он говорил — в присущей ему манере — о Сталине с большим восхищением… Сталин — это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему всё свое уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит…
