Боже, как хочется с кем-то об этом всем поговорить! Но я не стал даже пытаться что-то объяснять этой деловой колбасе с тонометром и кучей шприцов, заправленных панацеями на все случаи жизни и не-жизни. Хотя она вроде и должна понимать толк в границах живой и неживой материи, когда одно стремительно перетекает, превращается в другое?… — Я потряс головой, звон в которой постепенно сменялся просто однотонным гулом. Незапланированные нагрузки? Что все-таки на это ответить? И я сказал:
— Да вроде нет…
Ее это, похоже, вполне устроило.
— Бессонница? Спите хорошо?
— Сплю хорошо, — согласился я. — Разве что кофе пью многовато.
Она бросила взгляд на стопку использованных стаканчиков, вставленных один в другой, и припечатала:
— Ага! Это что, все за сегодняшний вечер?
— Ну… в общем-то, да.
— Угу… Как вас вообще на части не разнесло, удивляюсь! Кофе тут хороший, настоящий. С кофеином. Который в вашем случае должен быть строго дозированным!
— Бальзак тоже пил очень много кофе, — попытался оправдать свою жадность к халявным напиткам я.
— Я в курсе про Бальзака. Еще он страдал ожирением и очень мало двигался! Да и как писатель он мне не очень!
— Просто он уже не в тренде, как сейчас говорят. А вообще писатели все мало двигаются… мне так кажется… работа такая. И потом, вы сами сказали: лежите, не двигайтесь, — попытался пошутить я. Но она только хмыкнула, подняв вверх тонкого рисунка, но тоже какие-то восточные, как и глаза, брови и велела:
— Давайте померяем. Ага, уже лучше… верх сто семьдесят!
— А какой должен быть?
— А какое у вас рабочее давление? Знаете?
Я пожал плечами:
— Никогда не интересовался, наверное, как у всех…
— У всех — разное, — отрезала она, но затем смягчилась: — Вы совершенно себя запустили. Сердце, смотрю, тоже пошаливает. Сколько вам лет, Лев Вадимович Стасов?
— А это не праздный интерес? — Мне явно полегчало, если я уже зачем-то пытался флиртовать с салатовыми штанами.
— Совершенно не праздный, — заверила доктор с восточными корнями. Теперь эти корни явственно просматривались в изяществе ее пальцев с ненакрашенными, коротко остриженными ногтями, безупречно овальными. Голос же был, напротив, безо всяких скруглений — сплошь острые грани и углы. — Я должна заполнить карточку вызова.
— Сорок пять, — ответил я, глядя, как она споро собирает использованные шприцы и пустые ампулы.
— Обычно в этом возрасте все и начинается! — заверили меня.
Мир номер два. Вымысел. Три желания
Волк выскочил из-за дерева внезапно. Красная Шапочка охнула. Обычно Волк поджидал ее километра через два, в чаще, и поэтому она шла, беззаботно размахивая веточкой и сдвинув бейсболку козырьком на затылок.
— Ты что ж себе позволяешь? — злобно прорычал Серый.
— А?… — пискнула Шапка. Хотя Рыбка теперь обреталась у нее, на мгновение ей стало по-настоящему страшно.
— Ты свою бабку за Кощея выдать не хочешь? — издевательски осведомился Волк. — Хорошая была б парочка! Обое, блин, бессмертные! Чё такое? У меня все графики к чертям летят! Я что, по сорок раз на дню это чудо нафталиновое жрать должен? Чума! Ты ей намекни, чтоб она хотя бы меновазиновой растиркой не пользовалась!
— У нее радикулит! — с вызовом сказала Красная.
— Да хоть Альцгеймер с Паркинсоном! Других тоже понимать надо! У меня обоняние пропало! Я недавно скунса с тремя богатырями спутал! Еле ноги потом унес! И график к чертям летит! Если ее нету с понедельника по пятницу — значит, нету, и все тут! Вообще буду требовать, чтобы на два раза в месяц перейти! Слушай, — Волк слегка сбавил обороты, — ну не могу я так! Что я вам, семижильный? К поросятам бегай, с Иваном, который Дурак, скачи, оземь бейся, да еще и в красну девицу переворачивайся! Ты хоть знаешь, что такое в девицу обернуться? Брови татуированные, сиськи силиконовые, ресницы наращивай, ноги брей! В губы ботокс колют! Больно!
— Купи депилятор, — со знанием дела посоветовала Шапка. Брови у нее были свои, а грудь без силикона, натурального пятого размера. — Если привыкнуть, совсем не больно.
— Да не хочу я привыкать! — завопил Волк. — Уйду я из вашего Леса! Да что ж это такое! Вон в соседнем, для младшего возраста, у Волка только Колобок — эпизод, тьфу, да ходи, за бочки покусывай, а у меня что? Вертись, бейся, жри кого ни попадя… Да у меня кислотность повышена, я весь на ферментах уже! Уйду… да хоть в сказки «Тысячи и одной ночи»!
Красная знала, что деваться Волку некуда: в арабские сказки его не возьмут — во-первых, амплуа не то, во-вторых, свинину ел.
— Ну что, договоримся мы по-хорошему или как?
Морда у Серого действительно была нездоровая: глаза красные, уши вялые, шерсть и усы местами отсутствовали.
— Если хочешь, я сегодня не пойду, — нерешительно сказала она. — Ладно.
Волк возликовал.
— И сегодня не иди, и завтра не надо! Недельку-то хоть дайте? — просительно произнес он. — Отлежусь, больничный возьму, на рыбалку съезжу…
При слове «рыбалка» Шапочка вздрогнула. Она вспомнила, как умыкнула Рыбку у доверчивой Клары в бидончике из-под молока, заменив ее в аквариуме дохлым вуалехвостом.
— Давай я тебя до дому провожу, — великодушно предложил Серый.
— Да не надо, я и сама… А пироги куда? — внезапно вспомнила она. — Мать-то спросит!
— Пироги я не могу! У меня от теста изжога!
— Хлеб выбрасывать нельзя! — строго сказала Красная Шапочка, воспитанная в суровых крестьянских традициях.
— Ну… поросятам могу занести.
— Свиньям скармливать? — Она поджала губы. — Обойдутся!
— Давай тогда Мальчику-с-пальчик заброшу, хоть это и крюку давать, — вздохнул Волк. — У них мал мала меньше и вечно жрать нечего…
— Надо говорить «есть». Или хотя бы «кушать», — поправила Красная. — На. Им не жалко.
— Мне учиться некогда было, — вздохнул Волк. — Я сызмальства тружусь. Ты-то в школу, небось, ходишь… А у меня самообразование, да и среда какая? Редко культурный кто попадется, хотя бы «извините» скажет. Все больше норовят на хребтину вскочить да пятками в бока! А то нарядят в чепчик, очки и юбку бабкину, а сами хихикают за дверью! Смешно им, вишь ли, когда ты дурак дураком! То ли дело в соседнем Лесу, там Колобок один… — Он вдруг вспомнил, что и тамошнему Волку завидовать не из-за чего: у соседей по зимнему времени хвост надо в прорубь совать, а потом еще и палками лупят, — и несколько воспрял духом.
— Ну, я побёг, — бодро закруглил он, принимая пироги в салфетке и увязывая их в узел. — Гуляй, ягоды вон собирай, грибы… Хорошо, когда никуда бежать не надо! А бабулька твоя не помрет без пирогов, да и вообще, сама пусть чё-нить сварганит, не старая еще! Разленилась совсем, мать ее… — Он закашлялся, поняв, что сказал то, что молодым девицам слышать не положено, но Шапка и не моргнула. Девка была что надо — ядреная, налитая, не то что энти подружки ее — Кларка и Розка! Мощи, пощупать не за что… Болванки, одним словом! Или не так? А… точно, не так. Вспомнил! Модели!
