«Невидная-то невидная… а небось, и Фея-Крестная у нее имеется, и приданого целый сундук! И палочки там всякие волшебные, чтобы жить припеваючи, и скатерть-самобранка, чтоб ручки белые беречь, и сапоги-скороходы! А тут подметки скоро совсем отвалятся, а жалованья третий месяц нет как нет!» — Он и сам поразился тому, что подумал. Это уж точно была если не государственная измена и подрыв всех устоев, то несоответствие Присяге точно!
— Нести или не нести — вот в чем вопрос?! — сказал он вслух и снова поразился. Это было, словно его мамаша, прибиральщица в королевских покоях, стала бы руки в боки в главной тронной зале и воскликнула: «Мести´ иль не мести´?» А потом бы шарахнула Его Величество метелкой! Точно, колдовство! И какое зловредное… Но у него, в конце концов, имеются четко определенные обязанности! Ежели передачу принесли — ее надо передать! А прежде чем передавать, ее надо проверить! Сторож взял в руки штрудель и… откусил.
Он жевал, стараясь больше не думать ни о колдовстве, ни о детстве, ни о своей крутобокой и скорой на бранные слова супруге, которая и готовить-то толком не умела… а эта, от горшка два вершка, в красной-то шапке, ты смотри, какое сотворила! Мука, вода, яйца, соль, сахар… корица, она говорила? Ишь ты! Вкусно-то как! А молоко какое! Холодное… Он вытер усы. И не заметил, как все умял. Однако оставалось еще то, что следовало передать, еще один штрудель и кувшинчик. Нести… или съесть самому? Мука, вода, яйца, соль, сахар, корица, а сверху — блестящая аппетитная корочка и жареным миндалем посыпано! Ух, как пахнет! Однако, прежде чем нести, положено проверить… пробу снять!
Тюремщик решительно взял мягкое, длинное, благоухающее, воздушное в руки и надкусил. И тут же с криком выронил, схватившись за щеку, — во рту у него что-то страшно хрупнуло, и вместе с куском пирога он выплюнул на землю осколок зуба. Из дырки в штруделе на плиты королевского застенка со звоном выпал напильник.
— Точ-ш-но, колдов-ш-ш-тво! — вынес вердикт сторож.
Мир номер один. Реальность. Постучал, открыл, вошел
Эта жуткая баба действительно знала всё и обо всех! Кроме, пожалуй, одного — кто убийца. Однако остальное она вычисляла легко. Я продержался меньше суток, хотя изо всех сил делал вид, что меня интересует только работа, работа и ничего больше!
Я добросовестно засел за комп, перечитал все сказки с самого начала — и удивился тому, что, оказывается, в них действительно что-то есть! Во-первых, язык… Сказки читались легко и на одном дыхании, не то что Макс с продолжением, где я иногда подолгу мучился, застревая на каком-то эпизоде, писал его урывками, видел, что получается не то, переделывал, злился, снова переделывал, потом выбрасывал, потом снова вставлял и в результате оставлял как есть. Непритязательному взгляду все казалось гладким, но я-то знал! И постоянно спотыкался об этот кусок, словно о щербатую ступеньку, утешая себя тем, что ЭТО видят лишь немногие. И что детективы с продолжением не пишет только ленивый. И что это литература второго сорта… Однако я хорошо знал, что у литературы, как и у осетрины, бывает лишь одна свежесть, то бишь сорт — первый, он же последний. Если ты чувствуешь, что скатываешься к ширпотребу, штамповке, банальностям, пошлости — найди другую работу! Или сиди и переделывай, пока глаз не перестанет цепляться за текст, словно пальцы, которые скользят по необработанной, грубого распила доске.
Я сидел и писал… трудился. Потом обедал, потом пил кофе… вернулся и перечитал наработанное. Это была даже не доска с занозами. Это были одни только занозы, сваленные беспорядочной кучей. Все, что я наваял ночью, когда привычно прихлебывал кофе и строчил часов до трех, и утром, когда неожиданно для себя выпрыгнул из постели ни свет ни заря, не проспав и трех часов, — все это никуда не годилось. По простой причине, которую и искать не стоило — она и так лежала на поверхности: я думал об убийстве.
Пальцы мои стучали по клавиатуре, слова с привычным навыком лепились к словам, но мысли… мысли постоянно уходили в сторону вопросов: кто, зачем, почему? Кто убил, какова была причина и почему убитый сначала сидел в песочнице, в окружении детских игрушек, а потом оказался у себя в комнате, в пижаме и на полу?!
Разумеется, в конце концов я не выдержал:
— Светлана Владимировна, мы можем встретиться?
Голос у Серого Волка был теплый, с бархатистыми нотками, довольный, как у кошки, хорошенько угостившейся с хозяйского стола, а теперь неспешно умывающей мордочку:
— Ка-а-анеш-ш-ш-но… Ле-ев… Вади-и-имович! Встретимся… и поговорим! Что… прямо сейчас?
«Ага! — хотелось выкрикнуть мне. — Прямо щас! Потому что припекло! Торкнуло! Укусило! А теперь я буду расчесывать укушенное, пока до крови не раздеру!»
— Когда сможете, — корректно сказал я. — Мне, собственно, не к спеху.
— Неужели? Тогда выбирайте: через десять минут у меня будет окно, смогу вам уделить или тогда уже… ага… послезавтра! Потому что сегодня я уезжаю, нужно кое-что сделать в городе, уладить кой-какие формальности, ну, вы понимаете!
— Мне лучше сейчас, — сдержанно произнес я, но каким усилием воли мне далась эта сдержанность! Кажется, в этом мы с Максом также были едины: когда азарт, неважно чего — желания отправиться в очередное путешествие или же осуществить расследование, — вскипал в крови, словно пузырьки в шампанском, мы оба перли просто напролом! Фу, как пóшло! Пузырьки могут вскипать и в газировке, но тебе, Стасов, нужно непременно всобачить в текст это самое шампанское!
— Жду вас у себя! — бросила она и голос, и трубку. Она, несомненно, была довольна. Неоспоримо довольна! Однозначно, непререкаемо, полностью удовлетворена! Я сам шел к ней… летел, едва не бежал переходами этого чертова комплекса удовольствий! Сомнительных удовольствий. Опасных удовольствий. Места, куда приезжают, чтобы не только сыграть в гольф или поймать рыбку… и не только рыбку! Выбрать девочку на время отдыха или на дольше, может быть, найти не только любовницу, но и разумную партнершу! «Они же все умнички, — неожиданно понял я, — они умнички, все эти Золушки! И даже если одна, номер первый, и сплоховала, то в наличии все остальные! Да, но мне-то от них какая польза?…»
Я уже стоял у самой двери, и постучал, и открыл, и вошел…
То же самое было и с этой загадочной историей: я уже постучал в ее двери, и приоткрыл, и, наверное, даже вошел.
Да, я был внутри истории уже давно, как и внутри своих сказок, и внутри детства девочки по имени Мирабелла… Мы сами не замечаем, как проникаем внутрь многих вещей, но мы там, мы, несомненно, уже там!
Внутри многого.
Внутри себя.
И иногда мы попадаем туда даже без стука.
Мир номер один. Реальность. Все точки над і, или Вдвойне дурак
— Ты не очень занята?
— Думаю, ты звонишь потому, что все-таки влез в это по уши, Стасов! — недовольно и очень проницательно заметила Кира. — Да и я совсем не занята, что-то все вдруг резко перестали болеть!
