— Давай! — соглашаюсь я.
— Ты что предпочитаешь? Вискарь, джин или просто водяры?
— Виски, — говорю я.
— Два виски! — кричит не-поэт. — И по бутербродику пока! Жрать хочу, аж морду сводит!
Внезапно я понимаю, что тоже проголодался просто зверски. В нос бьет аромат горящих дров, готовящейся рыбы и овощей к ней, лимона, дорогого и несколько не вяжущегося с рыбалкой Сашиного парфюма… хотя все остальное соответствует, включая сапоги и непромокаемую куртку.
— Ну, будем!
Мы чокаемся, и я впиваюсь в поданные бутерброды. Саша, хамло и не-поэт, пьет и ест со вкусом, не торопясь, а я вновь начинаю елозить: что там с записывающим устройством? Вдруг сдохло и остановилось? Тем более что записывать пока нечего. Сам я тему убийства затрагивать не хочу, но вот наконец «в каждую бочку затычка» сам к ней возвращается.
— Так слышь, Лёв, как тебе кажется — убили его? Ты ж вроде книжки про убийства пишешь, так мне интересно твое мнение.
— Ну, так я и не знаю ничего! — осторожно говорю я.
— А чё там знать? Приехал оттянуться и скопытился! Вот так вдруг! Не, точно тебе говорю — убили!
— А как? — проявляю интерес я. Потому что, если не проявлять, это как раз и будет подозрительно!
— Ну, не знаю как… но как-то хитро! Уж если твоя, — он выразительно и по-свойски пихает меня локтем в бок, — не допетрила, то, я тебе скажу, тут крутой профессионал сработал!
Я в третий раз за этот день пучу глаза, впрочем, в этот раз весьма натурально, и давлюсь виски.
— Да тут же кругом охрана! — говорю я.
— Да какая охрана! — Сашка-бабник-не-поэт машет рукой. — Охрана — это если б забор бетонный пятиметровый по периметру, и пятьсот вольт сверху, и вышка, и автоматы! Это я понимаю! А то… заборчик хреновенький да пяток сопляков в камуфляжке — вот тебе и вся охрана! Вот у меня охрана настоящая, да! Все как полагается! И то два раза стреляли! А когда в тебя стреляют… — Он внезапно напыживается и становится куда значительнее, чем обыкновенный рыбак, каким кажется на первый взгляд. — Ну, когда в тебя палят, как в копеечку, охрана чего? Охрана тебя грудью заслонять не будет, не-е-ет! Они подряжались типа дверку открывать и спрашивать, кто там, а не на кладбище! А тут так вообще… дрыхнут круглые сутки, небось, и всех делов! Тут же периметр с этим самым полем для долбаного… для гольфа-шмольфа ого-го! Если настоящую охрану, как положено, ставить, в трубу можно вылететь! Да и не было никогда ничего… место тихое! А бабы какие, я тебе скажу! С такими и сыграть приятно… в пинг-понг, например, туда-сюда, га-га-га!
Я боюсь, что, вспомнив женский пол, циник и бабник Сашка спрыгнет с темы убийства, и пытаюсь вернуть его обратно:
— Так ты думаешь, все-таки убили? Может, это кто из… ну… из гостей?
В этот раз пучит глаза уже не-поэт:
— Не-е-е… такое никому не надо! Сюда ж не за тем едут! Да он тихий был… как его? Виталя? Вадя? А-а-а… Валентин, точно! Конечно, в тихом омуте черти и все такое… но… по-тихому все и провернули! — мрачно заканчивает он. — Говорят, девка прибираться пришла, а он и лежит… Приперло, видно, хотел выскочить — и того… А чего твоя-то говорит? Ну, не врачиха, а Светка которая? Ну ты ваще ходок, я тебе скажу! — в восхищении добавляет он.
— Ездила на вскрытие, сказали — сердечный приступ…
— Ну, и ежу понятно — ежели бы ножиком по горлу или полголовы отстрелили — то уже на приступ не спихнешь… Кремень баба! Люблю таких! Но не спать… Я когда в койке, люблю чтоб с яйцами только я был! Ну а эта что говорит… которая врачиха?
— Ничего… — Я пожимаю плечами.
— Ну конечно! — Он снова пихает меня локтем. — Чего там лишнее разговаривать, когда ты ее не затем в койку завалил!
В другой раз я бы, наверное, покраснел, как те раки с укропом, которых как раз ставят нам на стол. Однако сегодня я сначала обветрился в процессе рыбалки, а сейчас оттаял после хорошего вискаря, поэтому цвет лица у меня уже соответствующий. Надо же… оказывается, ни для кого не секрет, что у меня не только со Светой, но и с Кирой!.. Но сейчас мне нужно совсем не это… не обсуждение меня, циника и бабника, а чтобы этот хотя бы намекнул, кого подозревает!
— Приятного аппетита!
Я киваю, а хамло и бабник номер один уже скалится во все тридцать два крепкой и краснощекой подавальщице в крахмальном переднике.
— Ну а если отбросить… скажем так, сбросить все фильтры, на кого бы ты поставил? — в лоб спрашиваю я. — Кому он мешал?
— Мешать он мог только в своем секторе, а у нас тут у всех разные интересы! Слышал я, правда, он в мэры баллотироваться хотел, ну так мало ли кто чего хочет! Баллотируйся, если бабосов не жалко! Мне, например, жалко! — Мой собеседник с причмокиванием высасывает рака.
— Ты меня, Александр Сергеевич, прям заинтриговал! — с чувством говорю я и тоже принимаюсь за раков. — Как-то я даже не думал, что в таком месте могут кого-то убить! Я, может, теперь роман напишу, ну, не прямо по событиям, но как бы взяв за основу…
— Слышь, Лева, а за романы твои как, хорошо башляют?
— Ну, когда как! — уклончиво говорю я. Если наш тезка сейчас узнает, что за романы я получаю примерно как у него дворник, причем без премиальных, он тут же потеряет ко мне всякий интерес. — А тут тема какая интересная! Вроде от сердечного приступа умер, а на самом деле… совсем не так! Ну, это я к примеру…
— Да че там к примеру! Вот я тебе сейчас такой случай расскажу…
Александр Сергеевич, который не поэт, а больше, я бы сказал, прозаик, начинает излагать мне один случай из своей жизни за другим. Под поданную с пылу с жару рыбу, виски и улыбки прекрасной официантки он буквально фонтанирует без остановки часа полтора кряду, пока наконец не иссякает. В результате тема сомнительного сердечного приступа давно похоронена под грудами вываленных из памяти моего собеседника случаев интересных и не очень, происшествий с любовницами, женами друзей, приятелей и просто проститутками. Он, уже совсем не стесняясь, повествует, сколько, когда и с кем… и заодно порывается дать телефон «крутейшего перца, который лечит триппер за два укола!».
Словом, если бы сейчас меня попросили охарактеризовать дорогого Александра Сергеича, то к Светиному «скользкий, неприятный, очень удачливый в делах, циник, бабник и пьющее хамло» я бы непременно добавил: «и до кучи большое трепло»!
Мир номер три. Вымысел. Кабанья нога с черносливом, или Когда люди становятся не-людьми
— Ну что? Напильник получили? — шепотом спросила Золушка. Красная стояла рядом и нервно мяла в руках бейсболку.
— Какой напильник? — удивились узники.
— Ну, мы же напильник в этот самый запихнули…
— В штрудель! — тонким голоском подсказала Шапка. Ей было нестерпимо жалко обоих исхудавших пленников.
