Дочка посадила на колени месье Дюбуа.
– Дедушка говорит, что некоторые люди кажутся плохими, но на самом деле они просто грустные.
Слезы жгли мне глаза, но я моргнула и прогнала их. Я думала о моем бедном отце, сидевшем, сгорбившись, в кузове немецкого грузовика. Мне было невыносимо больно за него…
– Да, – подтвердила я, взяв себя в руки. – Наш дорогой дедушка прав. Но насчет этой мадам Гюэ я ничего не могу сказать. Может, она грустная, а может, просто… плохая, очень плохая. Все равно нам надо быть осторожными. – Кози кивнула.
– Тот плохой дядька вернется?
– Да, и, возможно, скоро.
Дочка покачал головой.
– Вот в нем совсем нет добра. Ни капельки.
– Боюсь, ты права, доченька. Поэтому никак нельзя, чтобы он нашел тебя.
– Мама, – прошептала она. – Мне надо в туалет.
Меня захлестнула паника. Как нам быть с этим? Удастся ли мне прятать дочку в этой крошечной комнате.
Я медленно открыла дверь, чтобы петли скрипели как можно тише, вышла на цыпочках в коридор и с облегчением обнаружила, что ванная комната была напротив нашей. Кози нырнула в нее, и я заперла за нами дверь.
– Быстрее, – велела я.
Она кивнула, изо всех сил стараясь быстро сделать свои дела, и дернула за цепочку слива. Возле раковины я заметила керамический кувшин, налила в него воды, и мы тихонько вернулись в спальню. Я поставила кувшин на пол между кроватью и окном.
– Мы будем держать тут воду на случай, если я уйду из комнаты на… некоторое время.
Кози кивнула.
– А когда ты выпьешь воду, в кувшин можно…
Она хихикнула.
– Мама! Так неприлично!
– Ну, в чрезвычайной ситуации дозволено все, – улыбнулась я.
Она подбежала к окну.
– Мама, гляди! Отсюда видно все! И рынок, и мою школу тоже! Интересно, какой там сейчас урок, арифметика или музыка? Я кажусь себе птицей, мама! – Она в шутку замахала руками. – Я могу… улететь отсюда.
Я не сразу сообразила, что Кози могут заметить с улицы.
– Ой, доченька! Отойди от окна. Вдруг тебя кто-нибудь увидит?
Она отскочила от окна и мрачно кивнула.
– Да, тогда они скажут про меня плохому дядьке.
– Да, – подтвердила я. – Нам нельзя рисковать.
Дочка села на кровать рядом со мной и положила голову мне на грудь.
– Я так беспокоюсь за дедушку.
– Знаю. – Я вздохнула. – Я тоже беспокоюсь. Но знаешь что?
– Что?
– Он едва ли хочет, чтобы мы беспокоились за него. Он наверняка хочет, чтобы мы перехитрили немцев и придумали, как выбраться отсюда.
Она кивнула.
– Как секретные агенты?
– Да, как секретные агенты. Ему наверняка хочется, чтобы мы направили все наши силы на это.
Она снова кивнула.
– Знаешь, что делала бы моя мама, твоя бабушка, если бы оказалась тут?
– Что? – Кози посмотрела на меня своими большими, зелеными, любопытными глазами.
– Она всегда умела находить хорошее даже в плохих ситуациях. Знаешь что? Ты очень похожа на нее.
– Правда?
– Да, очень. Жалко, что ты не знала ее. Она была… как солнышко, даже в самый дождливый день. Вокруг нее все делалось чудесным.
– Совсем как ты, – сказала Кози, сжав мою руку. Я улыбнулась.
– Мама умела находить удовольствие даже в самых скучных делах – стирке, мытье посуды. Она превращала все в игру, даже когда чистила картошку. Это было настоящее волшебство. – Как приятно было вспомнить прошлое, возвращаться в те времена, когда жизнь не была пронизана страхом, вспомнить, как озарялось радостью мамино лицо, когда я вбегала в комнату. – Знаешь, что мы сделаем? Мы превратим все это в приключение. Знаешь как?
– Как?
– Мы будем фантазировать.
Кози радостно улыбнулась.
– Я буду принцесса, а это мой замок. А ты королева.
– Точно, – подтвердила я.
– Наши рыцари воюют с варварами, но мы в безопасности в нашем замке, – прошептала она. – Скоро вернется король, мой отец и твой муж, и привезет мне сто новых платьев и… щенка!
– А мы будем терпеливо ждать его, заплетать косы и есть пирожные. – Я протянула ей воображаемое блюдо, и она протянула руку и взяла лакомство.
– Как вкусно!
Я знала, что она голодная. Я тоже. Но у нас был наш воображаемый маленький мир с пирожными, и это было лучшее, чего я могла желать.
Весь день я ждала, что в любой момент вернется Рейнхард. Полная недобрых предчувствий, я ходила взад-вперед по маленькой комнатке и готовилась к худшему. Он откроет входную дверь и позовет меня. Я не могу допустить, чтобы он пришел в эту комнату. Он может увидеть Кози, или, хуже того, дочке придется слушать, что он будет делать со мной. Это станет для нее страшной травмой. Нет, этого нельзя допустить. Я скажу Кози, чтобы она сидела под кроватью, спущу до пола покрывало, а сама выйду из комнаты и встречусь с ним где-нибудь еще.
Но он не возвращался, и, когда стрелки на маленьком будильнике, стоявшем на столе, сообщили мне, что уже пять часов, я вспомнила строгое предупреждение мадам Гюэ, чтобы я не опаздывала к обеду.
– Я уйду ненадолго, – прошептала я дочке, когда она залезла под кровать.
– Хорошо, мама. – Она до этого нашла в ящике стола авторучку и обрадовалась так, будто это был драгоценный камень. Она любила свой маленький дневник, и я с восторгом смотрела, как на его страницах появлялись новые прелестные рисунки и истории. Особенно пригодился он теперь, когда не осталось ничего, кроме ее воображения.
Я приподняла край покрывала и заглянула к ней.
– Ты не успеешь и соскучиться, как я вернусь.
– Да, мамочка, – ответила она. – Ты идешь на очень важный бал. Там будут танцы, музыка и вкусные угощения. Все ждут тебя и встретят поклонами и реверансами, когда ты будешь спускаться по роскошной лестнице. Иди скорее – не заставляй их ждать.
Мои глаза наполнились слезами. Да. Вот так мы с Кози выживем. Вот так.
– Хорошо, моя милая принцесса.
Я вышла из комнаты и обнаружила, что мадам Гюэ стояла в коридоре так близко, что она словно материализовалась там.
– Ты опоздала, – заявила она, уперев руки в бока.
– Я, я… простите, – испуганно залепетала я. Сколько времени она так стояла? Неужели она слышала, как мы разговаривали с Кози?
– Больше чтобы этого не было, – заявила она и пошла впереди. Я прошла за ней на другую половину квартиры. Столовая была отделана панелями из красного дерева, и в ней стоял большой стол с дюжиной стульев. По-видимому, тут обедали немецкие офицеры высокого ранга.
