Она пошла по коридору к дальней спальне, а я вспомнила про ящичек с письмами, который нашла в этой квартире. Раздался звонок в дверь. С трепещущим сердцем я побежала открывать, надеясь, что это Виктор. Однако, открыв дверь, я увидела Эстель.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я не помешала?
– Нет-нет, все в порядке. – Я совершенно забыла, что разрешила ей снова побывать у меня. – Пожалуйста, заходи.
Она села на софу и выложила на кофейный столик письма Селины.
– Эти письма оказались невероятно ценными, – сообщила она, удивленно качая головой.
– Я рада это слышать.
– Из осторожности Селина не сообщала в письмах много подробностей, но письма, по-моему, связывают ее с этой квартирой. Еще они говорят об ее отчаянии. Она попала в беду, это очевидно. Весь вопрос в том, пришел ли к ней на помощь Люк, ее возлюбленный.
Я вздохнула.
– Что еще ты узнала?
– Мне повезло, и я прочитала в ультрафиолетовом свете страницы из мемуаров Эстер, я говорила вам о них. Хотя некоторые места пострадали слишком сильно, но общая картина все же прояснилась. Селина – вдова с маленькой дочкой – и ее отец владели цветочной лавкой прямо тут, на улице Клер. Когда ее отца избил немецкий офицер, они обратились к Эстер за медицинской помощью. Остальное пока в тумане, но, судя по тому, что я смогла прочесть, эта семья внезапно исчезла. По словам Эстер, она надеялась, что они убежали, но, судя по тому, что я смогла понять, этого не случилось.
Я с тревогой посмотрела на нее.
– Тогда что же с ними стало?
– Я полагаю, – ответила Эстель, – что Селину держал у себя немецкий офицер, и возможно, вместе с ее маленькой дочкой.
Я с ужасом прижала пальцы к губам.
– Я все еще просматриваю базы данных и пытаюсь отыскать ее отца в каком-нибудь из трудовых лагерей, но пока безрезультатно. Как бы историки ни старались выявить всех жертв холокоста, по их оценкам, тысячи людей остались безымянными, а их истории безвестными.
– Понятно, что прошло много лет, – сказала я, потирая лоб. – Но все же тут по соседству еще могут жить люди, которые были в те годы молодыми и могли что-то запомнить.
– Если вы знаете кого-то, мне хотелось бы с ними поговорить.
– Постой-ка, – сказала я, вспомнив про месье Баллара. – Приходи завтра в бистро «Жанти» на ланч. В это время туда приходит посетитель, который может тебе чем-то помочь. Он просто кладезь информации. Возможно, он кажется полезным для твоего проекта.
Эстель радостно улыбнулась.
– Хорошо бы! – Она посмотрела в ту сторону, где находились спальни. – Вы не возражаете, если я еще раз посмотрю вашу квартиру?
– Конечно, нет, – ответила я. – Но сейчас у меня гости, и я боюсь, что они сейчас спят.
– Ничего, – сказала она. – Тогда я посмотрю в другой раз.
– Конечно, – подтвердила я и встала. – Извини, мне скоро надо уйти, но мы увидимся завтра в «Жанти».
– Да, – ответила Эстель, убирая в рюкзачок письма. – Спасибо, Каролина. Вы мне очень помогли.
Собираясь на улицу, я думала о том, что Селину, возможно, держал заложницей в этой самой квартире нацистский монстр, возможно даже, с ее маленькой дочкой. Не удивительно, что господин де Гофф ненавидит эти стены. Никакая краска не в состоянии скрыть темное пятно зла. Но тут проглянуло сквозь тучи солнце, на полу протянулись игривые тени, и я вспомнила про силу света. Как мне хотелось, чтобы Селина тоже нашла ее.
Я поднялась на лифте на третий этаж в приемную доктора Луи Маршана. Секретарша предложила мне чашку чая и сообщила, что терапевт скоро меня примет. Хотя доктор Леруа рекомендовала его, я была настроена скептически. Как мог незнакомый человек, пусть даже обладающий научной степенью, добраться до сокровенных дорожек в моем мозгу?
– В Париже он лучше всех, – обещала доктор Леруа. – Так что вам стоит хотя бы попытаться.
Вот я и сделала попытку.
Меня проводили в кабинет в конце коридора, и я села на бархатную софу вишневого цвета. Рядом со мной на столике стояла коробка «Клинекса» и книга о Тоскане. Кипарисы на ее обложке напоминали мне о чем-то, но, конечно, я не могла понять, о чем.
– Здравствуйте, – поздоровался мужчина, входя в комнату. – Вы, конечно, Каролина.
– Да, – подтвердила я, немного нервничая.
– Я доктор Маршан, но, пожалуйста, называйте меня Луи.
– Луи. – Я послушно кивнула. Ему было под шестьдесят, а то и больше. Добрые глаза и приятная улыбка. Я представила себе, сколько тысяч человек проливали слезы на этой софе.
– Расскажите мне о себе, – предложил он, протягивая руку за блокнотом и ручкой, которые лежали на столике рядом с ним.
– Это непросто для меня, – ответила я.
– Ах да, – спохватился он. – Доктор Леруа прислала вашу историю болезни.
– Ну, я даже не знаю, с чего и начать. – Я пожала плечами.
– Начните с того, что знаете.
– Окей, – нерешительно согласилась я, окинула взглядом кабинет, пожала плечами и вздохнула. – Меня зовут Каролина, я живу на улице Клер в доме восемнадцать. Больше я ничего не знаю.
– А-а. – Он улыбнулся мне, словно я ужасно позабавила его. – Каролина, я терпеть не могу умничать, но вы знаете.
– Правда? – Я покачала головой. – Что я знаю?
– Знаете все остальное… про себя.
Я выпрямила спину и сжала лежавшую рядом со мной подушку.
– Месье, то есть доктор Маршан, то есть Луи, вероятно, вы не поняли. Я угодила в аварию. Я потеряла память.
– Да, я знаю. И вам очень повезло.
– Вы называете везением потерю памяти? – Я стала рассказывать ему о моем нынешнем состоянии, Викторе, квартире, Марго, о лоскутках и фрагментах жизни, которые я сшивала воедино, словно квадратики лоскутного одеяла.
– Я понимаю, что вы разочарованы, – продолжал он. – Но если вы сделаете выводы из нашей беседы, я хочу, чтобы они звучали так: возможно, вы потеряли память, но не себя, не свою личность.
Я заморгала, обдумывая его слова.
– Вы – это вы, по-прежнему, – сказал он. – Даже без энциклопедии из вашего прошлого. Вы по-прежнему аутентичны себе. – Он наклонился ближе ко мне. – И, честно говоря, знать себя такой, как вы сейчас, без лишней шелухи и без багажа из прошлого – это само по себе настоящий подарок. Странный, необычный, но хороший.
Мы проговорили еще полчаса, и он дал мне несколько дыхательных и когнитивных упражнений, которые должны были помочь мне разблокировать мой мозг.
– Запомните, – сказал он на прощание, – возможно, вам кажется, будто вы потеряли все, но это не так. – Он показал на свою голову. – Все по-прежнему там.
