Вот оно, выходит, как! Я-то наивно полагал, что всё хорошо и мы работаем над общим проектом, а оказывается, нехорошие тенденции, наметившиеся ещё в самом начале, укрепились, и пока Нилия при помощи матери обзаводилась нужными контактами и с упорством бронепоезда двигала на эстраду Нарта, Геркан не просто сибаритствовал на своей мраморно-виноградной кухне. А я значит просто ширма.
Я почувствовал слабость, захотелось присесть. Ещё утром у меня всё было хорошо, а сейчас оказалось, что я не нужен и меня в любой момент могут вышвырнуть за борт всей этой истории.
– Убери свою кислую физиономию, – поморщился Геркан. – Никто не отказывается от твоих услуг.
– Это не по-настоящему, – вырвалось у меня с совсем уж детской обидой, и я поспешно прикусил язык.
– Вы даже не замечаете, что ваши мечты сбываются, вам всего всегда мало!
[10] – процитировал Геркан.
– Как сказал один наш беллетрист, – зло добавил я.
– Нет, почти что классик, – благодушно отозвался Георгий Денисович. – Выпьешь?
В руке у полубога уже красовался знакомый бокал. Да и кухня, пока я терзался и переживал, как-то незаметно приняла свой привычный античный вид с фонтанами, виноградными лозами и мраморными скамьями.
– Ну не хочешь, как хочешь, – по-своему принял моё молчание Геркан. – Я не понимаю, чего тебе не нравится. У тебя есть всё, ты делаешь, что хотел. Через две недели у тебя праздник. Что ты на меня так смотришь? На вечеринку припрётся Леней, а может и мой папаша заглянуть, так что королём вечера будешь ты. Будем делать вид, что всё в твою честь. Что тебя не устраивает?
И он был прав. На самом деле с утра ничего не изменилось. Я делаю то, что хочу делать, у меня для этого всё есть, но… Но чувство, что всё это не по-настоящему, почему-то никуда не уходило. А с другой стороны, почему не по-настоящему? Плевать, во что верит Геркан! Плевать, что он меня использует! Плевать! Кто мешает мне сделать задуманное?
– Меня всё устраивает, – зло прорычал я. – Через две недели я расскажу твоему козлу и твоему отцу, как мы взорвём рынок и нагнём старого громовержца моим проектом. Да хоть самому Зевсу это расскажу во всех подробностях!
– Вот так уже лучше, – тонко улыбнулся Геркан. – Верю. Только Самому не надо. Убить может.
Глава 12
Panem et circenses
[11]Тренькнул перебор, и в зале стало тихо. Старческие пальцы забегали по струнам, и волшебная мелодия полилась над залом. В музыке этой странным образом переплетались эпичность и насмешка. А ещё она завораживала: все взгляды сейчас были прикованы к Нарту, теребящему трепетными пальцами звенящие струны.
Сырдон преобразился. Козлиная бородка его больше не топорщилась, а была теперь аккуратно расчёсана, и в одежде появилась опрятность, хотя простые тёмные брюки и простая белая рубаха навыпуск смотрелись скромно. Только лицо и взгляд остались прежними, в них, как и в музыке, сочетались древняя мудрость с не менее древней иронией.
А потом, когда перестали шуршать последние салфетки и стихли последние шепотки, Нарт запел, не утруждая себя какими-либо вступлениями или объявлениями песни.
Кормил Сырдон барана травою молодой,
Поил Сырдон барана водою ключевой.
Баран дородный вырос на зависть всем окрест,
И шепчутся соседи: «Когда ж его он съест?»
Сырдон не торопился, баран жирел, и вот
Решил пойти на хитрость завистливый народ.
Пришли к Сырдону нарты и говорят ему:
«Давай съедим барана, тебе он ни к чему.
Ведь скоро конец света, погибнет твой баран.
Так лучше съедим сами, чем отдадим богам».
Сырдон недолго думал, скривил в улыбке рот:
«Какой вы всё же, нарты, заботливый народ.
Ступайте-ка на берег и охладитесь там,
А я забью барана и с мясом выйду к вам.
Нет ничего приятней к вину, чем шашлыки.
Съедим барана вместе в день знойный у реки».
Рифмы были непритязательны, голос Нарта звучал негромко, даже интимно, но какая-то немыслимая сила была в этом выступлении. Песня завораживала. Туман из дым-машины пожирал реальность, а тихий струнный перебор рождал новую. Под звуки музыки из туманной дымки поднялись пирамидальные тополя, заснеженные склоны гор вдали, а здесь, совсем рядом, раскинулась нартская деревня, на краю которой стоял небольшой домишко. Рядом у покосившейся изгороди медленно и степенно жевал траву жирный баран. А у дверей толпились соседи, пытающиеся объегорить Сырдона. И сам хозяин стоял на крыльце с хитрым прищуром, пряча улыбку в усы. Или это только казалось в клубах дыма из дым-машины, что поднимались над сценой…
Обрадовались нарты, отправились к реке,
А хитрый сын Гатага устроился в теньке.
Пождал, пока соседи забудут обо всём,
Собрал всю их одежду и разложил костром.
Огонь взвился весёлый, доволен был Сырдон.
Вот нарты вылезают на берег всем гуртом:
«Куда девалась бурка?» «Где рон?» «Где мой бешмет?»
А хитрый сын Гатага на то держал ответ:
«Зачем же вам черкески, папахи, башлыки?
Иль вы в одежде к праотцам собрались, земляки?
Ведь скоро конец света. Бог примет вас нагих.
Богам ведь безразлично – в штанах вы иль без них».
В последний раз тренькнули струны, и морок развеялся. Лишь старик в простой белой рубахе навыпуск стоял на сцене с фандыром в руках и хитро улыбался в усы. Зал взорвался аплодисментами. Старик коротко поклонился, с мальчишеской лёгкостью соскочил со сцены и зашагал через зал в vip-зону.
За спиной на сцену взлетел вёрткий паренёк, подхватил оставленный микрофон и громогласно возвестил, что Нарт и «Дети богов» вернутся после небольшого перерыва. Зал принял новость с воодушевлением и предался более приземлённым развлечениям. Заиграла нейтральная музыка, снова зазвенели бокалы, зашуршало и загомонило со всех сторон.
Сырдон тем временем поднялся на балкон и прошёл за отгороженный плотной занавесью столик. Занавеси отделяли стол от основного пространства зала, при этом сцена отсюда была видна как на ладони. За столом сидела женщина, при одном взгляде на которую у любого мужчины перехватило бы дыхание. Впрочем, Сырдон не был мужчиной в простом понимании этого слова, а потому лишь поглядел на неё лукаво:
– Прекрасно выглядишь, дочь Эрота. Наше сотрудничество явно идёт тебе на пользу.
– В тебе тоже чувствуется сила. И ты напрасно тратишь её на этот морок. Люди слушали тебя с открытыми ртами и без спецэффектов.
Старик присел к столу, густо уставленному кавказскими яствами, среди которых центром композиции выделялось блюдо с шашлыком, прикрытым тонким лавашем. Музыкальные пальцы подцепили край лаваша, и Нарт принялся тягать в тарелку куски одуряюще пахнущего мяса.
