Проснулся я дома. Было утро, ныли сбитые костяшки на правой руке, саднила челюсть и дико мучало похмелье. А ещё в ванной шумела вода. Неужели ночью оставил невыключенной? Я попытался припомнить, что произошло ночью, но память упорно отказывалась включаться.
«Шотики» под цвет настроения – зло.
Поднять себя на ноги казалось непосильной задачей, но страх затопить соседей поборол силу притяжения. Шатаясь, придерживаясь за стены и мебель, я выполз из комнаты и застыл посреди коридора. Под вешалкой стояли туфельки на высоком каблуке.
Твою налево! Что я ещё вчера учудил?
Я привалился к стене, борясь с приступом тошноты и размышляя, кого бы мог притащить домой посреди ночи. Нилия исключалась, если только она не включила своё божественное обаяние, но даже тогда, несмотря на моё упитое в хлам состояние, обида бы мне не позволила. Или позволила? Ещё варианты? Мог с пьяных глаз позвонить Катьке. Но тут уже ей обида не позволила бы ко мне приехать. Разошлись мы с ней не очень хорошо. Мог кого-то подцепить в баре. Хотя, по ощущениям, когда дошло до драки, я был один.
Ну не проститутку ж я снял, в самом деле. Нет, вчерашний приступ отчаяния был весьма мощным, но не до такой же степени.
Ладно, чего гадать? Лучше один раз увидеть.
Придерживаясь стены, я двинулся на кухню, утешая себя мыслью, что в сложившейся ситуации, по крайней мере, можно не опасаться угрозы затопления соседей. На кухне пустил холодную воду, упёр руки в край раковины и, склонив голову, как тот лось из анекдота, принялся жадно пить из-под крана. Напившись, недолго думая, сунул под струю голову. Вода просочилась за шиворот, она была ледяной настолько, что заломило в затылке, зато в башке прояснилось и мысли очистились. Я выключил кран. Вода больше не шумела. Не только на кухне, а вообще. Ночная гостья явно закончила свои дела. Я подошёл к столу, встал так, чтобы видна была ванная комната, и застыл в ожидании момента истины.
Ждать пришлось недолго. Буквально через минуту дверь ванной распахнулась:
– Доброе утро, Сергей Александрович.
– Добр… – пробормотал я и медленно опустился на стул.
Аля была последней женщиной, которую я ожидал здесь увидеть. Не потому что я не видел в ней женщины, а потому что… Да потому что это была Аля – незаменимый помощник, который в моём представлении настолько крепко привязался к работе, что, казалось, не существовал за пределами офиса.
Она была свежа и, как всегда, аккуратна. Единственной деталью, что выбивалась из привычного её облика, оказались мои тапочки. Они были ей не по ноге, велики размера на четыре, а то и на пять, но именно они почему-то сделали Аню невероятно близкой и домашней.
– А-а-а… – протянул я, пытаясь вежливо сформулировать вопрос, но связать хоть пару слов так и не получилось.
Впрочем, физиономия у меня явно была разговорчивее своего хозяина.
– Вас вчера ночью из бара в полицию забрали за драку, – мягко улыбнулась Аля, отводя взгляд. – Вы позвонили мне.
– А-а-а… – снова попытался я, но второй вопрос получился не лучше первого.
– А сюда я вас на такси привезла. Я хотела уехать, но вы попросили остаться. Вам было очень плохо, – последнюю фразу она произнесла очень тихо, и я почувствовал, что речь отнюдь не о моём физическом состоянии.
– Спасибо, – выдавил я первое членораздельное слово за утро.
– Давайте я вам кофе сварю, – предложила Аля.
Прозвучало непривычно, но в этом тоже было что-то такое уютное и естественное, как в моих тапочках на её ногах.
– У меня нету кофе, – с искренним сожалением сказал я. – Но рядом есть кофейня. Они открываются через полчаса. Давайте позавтракаем вместе.
Аля молчала.
– Хорошо? – уточнил я, не дождавшись ответа.
– Хорошо, – согласилась она.
– Только мне в душ надо.
– Это точно, – улыбнулась Алина, и от этой улыбки почему-то стало тепло.
Ощущение тепла не покидало, пока я торчал под душем, мучительно смывая следы вчерашних переживаний, ночного загула и полицейского участка, который я, на беду или к счастью, так и не смог вспомнить. Когда выключил воду и вышел из ванной, в квартире было тихо. Мне даже показалось, что Аля ушла. Но она осталась. Я оделся наспех, и мы пошли завтракать в кофейню через два дома.
Пока ждали заказ, совершенно незаметно разговорились на отвлечённые темы, а потом продолжили говорить… и завтрак растянулся на два часа. После обильной пищи и крепкого кофе похмелье ушло, но на работу не хотелось. Я сделал несколько звонков, перенёс пару встреч и пригласил Алину в кино. Она согласилась. Мы поехали в центр, смотрели какую-то голливудскую ерунду с простым, как топор, сюжетом и многомиллионным бюджетом про супергероев и древних скандинавских богов в современном мире. Треклятые боги достали меня даже здесь, впрочем, это заботило меня сейчас меньше всего. Потом мы гуляли по набережным и болтали обо всём и ни о чём.
От неловкости, которая возникла утром, не осталось и следа. Я глядел на Алю, слушал её и невольно думал, насколько она не похожа на всех моих бывших женщин. Я всю жизнь искал богиню, бегал за каким-то глянцевым идеалом, апогеем которого стала Нилия. Откуда это пошло? Может, от каких-то комплексов из детства?
В Алине не было ни капли той холодной гламурной красоты, которая так меня увлекала и всякий раз приводила к душевным терзаниям. Аля не казалась богиней, и красота в ней была другая, земная. Милая, домашняя. С ней было тепло и хорошо. С ней можно было говорить о чём угодно. К ней не нужно было прилаживаться, под неё не нужно было подстраиваться. Она казалась своей в доску, и, надо было признать, что с этой своей естественностью Аля не только не проигрывала, но и давала сто очков форы той же Нилии. Даже при том, что богиня была совершенна и заставляла мужиков на улице сворачивать шеи.
Почему-то в голове возникла попсовая песенка «На таких, как я, обычно женятся, а тебе стихи и песни посвящают». Не знаю, готов ли я был жениться, но в тот день я отчётливо понял, что устал посвящать стихи и песни, устал поклоняться и преклоняться. А ещё подумалось, что богини в конечном итоге должны быть удивительно несчастны и удивительно одиноки.
Мы поужинали в уютном ресторане на Пятницкой. Когда вышли, уже стемнело.
– Холодно, – поёжилась Аля.
Я по-гусарски скинул плащ и набросил ей на плечи. Потом, повинуясь сиюминутному порыву, обнял и поцеловал. Поцелуй вышел долгим, а у Али оказались удивительно мягкие губы.
– Больше так не делай, – тихо сказала она, отстраняясь.
– Почему? – глупо спросил я.
– Потому что для меня это серьёзно. Потому что я тебя люблю.
Это было сказано прямо и честно, как-то совершенно не по-женски. И я почувствовал, как захлёбываюсь от неожиданного наплыва чувств. Возможно, стоило остановиться и подумать, но я не стал сдерживаться.
