Мы покинули лабораторию и пошли в мой офис, благо он по-прежнему оставался на той же территории.
– Значит, у гаджета будет моё имя, – заговорила Нилия. – А у компании имя Геркана?
– Нет, у компании другое имя, – покачал головой я.
– Твоё?
Я опешил:
– С чего бы вдруг?
– А почему нет? Ты вполне мог бы стать богом, – оценивающе поглядела на меня Нилия. – И мы с тобой могли бы…
В её взгляде появилось знакомое похотливое выражение. Я задумался на секунду. Стать богом, пережить Алю, пережить друзей, родных, знакомых. Пережить себя, своё мироощущение, свою совесть, закостенеть и вечно предаваться разврату с дочерью Эрота…
Да ну нафиг. Нет, не то чтобы я хотел побыстрее сдохнуть, но жить вечно – увольте. Лучше быстро и ярко, чем бесконечно долго и уныло.
– У компании другое имя, – повторил я.
– И какому богу причитаются дивиденды? – ревниво уточнила Нилия.
– Со временем узнаешь, – ухмыльнулся я.
Ну не объяснять же ей, что бога с таким именем не существует. И, если уж на то пошло, то почему бы мне не создать нового бога? Я улыбнулся своим мыслям и прибавил шаг. Всё складывалось как нельзя лучше.
Теперь передо мной стояла только одна невыполнимая задача: как-то объяснить Алинке, что Нилия будет работать с нами, и остаться при этом живым и неразведённым. Но, кажется, в последнее время у меня стало неплохо получаться совершать невозможное.
С божьей помощью.
Эпилог
Первый день весны
Что вам ещё рассказать? Лёнька дома так и не появился. А спустя несколько дней пропали его жена и дочь. Я заволновался, но переживать пришлось недолго.
Через неделю рыжий прислал мне е-мейл. Из письма следовало, что крыльями заинтересовались китайцы. Лёньке предложили контракт, он подписал соглашение с компанией «Lun Group» и вместе с семьёй временно перебрался в Азию.
А ещё через пару дней он объявился в скайпе и выглядел вполне довольным жизнью.
– А как же Мертвицкий? Ведь изначально это его проект, – напомнил я. – Не боишься?
– Не боюсь. Сейчас это уже наш проект, – покачал головой Лёнька. – Во всяком случае, мой он не меньше, чем Мертвицкого. И вообще, чтобы двигать вперед науку, нужна смелость. Хочешь добиться результата, будь смелым.
Последние слова прозвучали настолько дерзко и настолько не в его манере, будто кто-то вложил этот текст в его уста. Услышать такое от рыжего я никак не ожидал.
– Кроме того, я вписал Мертвицкого в контракт, – уже не так запальчиво добавил Лёнька. – Так что если он появится…
В общем, рыжий был настроен оптимистически, а Дедал так больше и не проявился.
Сборочную линию на постоянку ООО «GoodWin» запустило в первый день весны. Помню, светило солнце и настроение было особенным, праздничным, как будто всё плохое осталось позади, а впереди было только светлое будущее.
На алтарь этого светлого будущего я волевым решением бросил нашу пробную партию. Мы не развешивали рекламные плакаты, не занимались холодным обзвоном, не спамили. Мы просто случайным образом раздарили тысячу новеньких гаджетов женщинам в честь международного женского дня. И это сработало.
Восьмого марта мы возглавили новостные ленты. Репортажи про нас звучали по всем радиостанциям, по всем каналам ТВ. Только ленивый не написал про «фриков, раздаривающих странные гаджеты». Нас называли «современными робингудами» и «сумасшедшими миллионерами», нас восхваляли и подозревали в мошенничестве. А спустя несколько дней, когда одаренные нашими гаджетами и их друзья и родственники осознали, насколько наша новинка круче любого аналога, существующего на современном рынке, пошла вторая волна ажиотажа.
Первой это ощутила Нилия. Сила дочери Эвтерпы возросла в разы. Если поначалу на изменение размеров комплектующих она тратила заметное количество сил и времени, то теперь моя божественная подруга играючи уменьшала целые партии разом. Делала она это с той же лёгкостью, с какой когда-то уменьшила мой окурок.
И понеслось. Мы обрушились с мощью и неотвратимостью снежной лавины, сметая всё и всех на своём пути.
С Алей мы по-прежнему вместе. Живём и работаем душа в душу. Я купил дом за городом, куда мы и переехали. Свежий воздух полезен для ребёнка.
Да! У нас будет ребёнок, и одна мысль об этом делает меня счастливым.
Вот, наверное, и всё. Хотя…
Он вышел из метро на станции «Ленинский проспект». Трудно сказать, что заставило его здесь выйти. Память восстанавливалась медленно, потому он решил полагаться на интуицию, а интуиция почему-то подсказала, что ему надо выйти именно здесь. С козырька выхода капало, солнце сверкало в потёкших сосульках. Пахло весной. Он запахнул куртку и пошёл вдоль дороги в сторону площади. Почему-то он чувствовал, что там, впереди – площадь. Чуял каким-то нечеловеческим чутьём, как и весну, которая у людей пока была только на календаре.
Людей было много, они сновали кругом, как муравьи. Бежали по своим муравьиным делам, которые казались важными разве только им самим. В масштабах мироздания все их сегодняшние дела бессмысленны и значат не больше, чем сорвавшаяся с сосульки капелька. Почему он так пренебрежительно думал о людях? Быть может, потому, что сам не был человеком? Память подкидывала смутные образы, ощущения, но они были размыты и никак не выкристаллизовывались во что-то цельное, чёткое, осязаемое.
Думая о муравьях и человеческих заботах, он дошёл до конца дороги и свернул на площадь. Здесь, на круглом, похожем на тарелку, гранитном основании высился ребристый титановый столб. Высоко на его вершине, расставив руки, навечно застыл устремившийся в небо металлический человек. Что-то в этом памятнике заставило его остановиться. Он смотрел на металлическую фигуру, пытаясь вспомнить, кто этот человек, увековеченный в титане.
– Папа, а это кому памятник? – раздался рядом детский голос.
Возле него остановилась девчушка лет пяти и теребила отца за штанину. Отец присел на корточки рядом с ребёнком:
– Это памятник лётчику-космонавту Юрию Алексеевичу Гагарину, первому человеку, который полетел в космос.
«Первому человеку, который полетел» – застряло в голове. Отец ещё что-то рассказывал девочке про памятник, замысел скульптора, корабль «Восток» и копию спускаемого аппарата у подножия монумента, но он уже не слышал. Он смотрел на мужественное титановое лицо памятника и широко, по-гагарински, улыбался. А в ответ на серьёзном монументальном лице поблёскивали лучи солнца, и казалось, что памятник тоже улыбается в ответ.
Он начинал вспоминать. Его звали Игорь Каров, а когда-то – Икаром и ещё сотнями разных имен. И он был человеком, который полетел. Он взлетал множество жизней, и всякий раз взлёт сменялся падением. Но все эти падения неминуемо вели к тому, что человечество поднималось всё выше в небо. Нет, он не вспомнил это наверняка, скорее, это возникло на уровне ощущений, но он сразу согласился с этим ощущением. Потому что в нём было что-то благородное, что-то значимое, что-то важное. Не такое, как муравьиная возня, а на самом деле важное. Во всяком случае, ему очень хотелось в это верить. А следом за этой верой из глубин памяти пришли новые слова: «Делай, что должен, и будь что будет».
