Икар развернулся и зашагал обратно к метро. Главное вспомнилось. Теперь оставалось найти того, кто поможет взлететь, и, кажется, он даже помнит имя.
Солнце жарило нещадно, спасала от него лишь тень деревьев, под которыми теснились потёртые стеллажи и лотки торговцев. Туристы, в отличие от торгашей, были лишены спасительной тени и обливались потом. А туристы здесь гуляли в невероятном количестве. Plaza de Armaz
[23] была полна народом. Людские потоки беспрестанно двигались, сходясь, расходясь, пересекаясь и вливаясь друг в друга. Сотни ног шуршали по деревянной мостовой.
Когда-то, лет двести назад, местный губернатор Такой велел снять с площади булыжник и выложить мостовую деревянными брусками, чтобы круглосуточный цокот копыт и шум повозок не мешал ему спать. Теперь здесь не было ни лошадей, ни даже машин, торговцев-креолов сменили уличные продавцы всякой всячины от книжек до сувениров, но деревянная мостовая сохранилась.
А ещё здесь барражировали колоритные толстозадые тётки, пыхтящие толстыми сигарами и фотографирующиеся с туристами за скромное вознаграждение, да стояли кое-где уличные музыканты, готовые в любой момент радостно вскинуть инструменты и загорланить:
Guantanamera,
guajira guantanamera
Guantanamera,
guajira guantanamera…
[24]За всей этой шумной пёстрой суетой никому не было дела до старика в простой потрёпанной, некогда белоснежной рубахе с потёртым рюкзаком за плечом. Старик же неспешно прошёл вдоль лотков и сонмищ туристов, отошёл в сторону от столпотворения и, не стесняясь, уселся на деревянную мостовую. Тонкие пальцы проворно расшнуровали горловину рюкзака, и на свет появился чудной инструмент, кажущийся совсем уж диковинным среди популярных у местных музыкантов бонго, гитар и маракасов.
Пальцы старика тронули струны, и над Площадью Оружия потекла тихая мелодия невероятной силы. А потом старик запел, и всякая мысль о неуместности здесь его самого, его инструмента или песни о неведомых нартах, про которых тут никто никогда не слышал, растворилась будто мираж. И совершенно не важно, на каком языке звучала эта песня. В ней было что-то настолько щемящее, живое и берущее за душу, что не могло не тронуть даже самого чёрствого слушателя. В ней было что-то понятное каждому.
Вокруг старика мало-помалу начала собираться толпа, а он всё пел, словно никого не замечая. Пел о великом народе, которого больше нет, пел о том, что есть на земле вещи, о которых нельзя забывать, даже если их вовсе не станет. Потому что живо всё, пока живет память.
Сколько он так пел? Может, несколько минут, а может, маленькую вечность? Никто из слушателей не смог бы этого сказать наверняка. Просто в какой-то момент песня кончилась и вокруг каждого, кто слушал старика, вновь возникла привычная реальность. Опять палило солнце, опять шуршали по деревянной мостовой Plaza de Armaz бесчисленные ноги, и издалека неслись привычные гитарные переборы и задорное «guajira guantanamera». Вот только что-то изменилось внутри ошеломлённых слушателей.
В валяющийся на мостовой рюкзак шлёпнулась долларовая бумажка. Старик поднял взгляд, над ним возвышались парень и девушка. Молодые. Девушка выглядела расчувствовавшейся. Парень смотрел скорее с любопытством.
– Вы русский? – поинтересовался он у старика.
Музыкант посмотрел с хитрым прищуром и огладил козлиную бородку:
– Нарт, – просто ответил он.
– А что за инструмент?
– Фандыр.
– У вас здорово получается, – с придыханием заговорила девушка. – Профессионально. Зачем вы поете на улице, вы могли бы залы собирать…
– Вы так считаете? – улыбнулся старик.
– А вы думаете иначе? – вклинился парень.
– Я думаю: какая разница, где говорить? Важно, чтобы тебя услышали.
И он снова коснулся струн тонкими вечными пальцами…
Крохотный зверинец, гордо поименованный «мини-зоопарком», переживал сейчас не лучшие времена. Выгодное расположение в туристической зоне рядом с многочисленными отелями не спасает, когда на дворе «низкий сезон». А начало весны – не лучшее время для отдыха на Кипре – холодно. Тем не менее, какие-то посетители в зверинце всё же иногда случались.
Мальчишка с золотистыми, как копна соломы, волосами был счастлив попасть в мини-зоопарк, учитывая, что привёл его сюда папа. С папой вообще гулять лучше, чем с мамой. Папа разрешает есть всякие вкусные штуки, которые мама почему-то считает вредными. Папа рассказывает интересные и смешные истории, которые мама почему-то считает глупыми. А ещё папа может сесть с бутылочкой пива на скамейку и не переживать, если он отойдёт куда-то самостоятельно.
Осматривать зверинец без присмотра взрослых, когда тебе семь лет, в разы интереснее. Мальчишка представлял себя исследователем дикой природы, он повисал на сетчатых ограждениях и с любопытством разглядывал нехитрую фауну мини-зоопарка.
Но особого внимания юного натуралиста удостоился чёрный козёл. В отличие от других обитателей зверинца, которые, казалось, не обращают на маленького посетителя никакого внимания, козёл явственно проявлял к нему интерес. Чувствуя себя охотником на оленей – не меньше, – мальчик стоял под табличкой «кормить запрещено», написанной на незнакомом языке, и, просунув сквозь решётку съеденное наполовину мороженое, тихонько приманивал рогатую зверюгу.
– Иди сюда, – потихоньку шептал мальчишка. – Кис-кис-кис. Или как тебя…
Козёл смотрел на мальчика преданными печальными глазами и не спеша приближался к решётке. Он будто опасался, что его обманут и в последний момент заберут то, чем сейчас приманивают.
– Иди ко мне, – заклинал мальчишка шёпотом. – Не бойся.
Козёл остановился у решётки и снова уже в упор поглядел на паренька.
– Вот молодец, – обрадовался мальчишка. – Умница. Тебя как зовут?
Козёл не ответил, он осторожно взял просунутое через решётку мороженое, но тут же очень по-человечески выплюнул. И морда у животного в этот момент была обманутая и раздосадованная.
– Суют всякую дрянь честному сатиру, – страдальчески возвестил козёл человеческим голосом. – Лучше бы выпить дали.
Мальчишка от неожиданности выронил мороженое и в страхе попятился от решётки. Впрочем, любопытство естествоиспытателя взяло верх над испугом. Юный натуралист развернулся к клетке спиной и стремглав бросился к отцу, отдыхающему на лавочке с бутылкой пива.
– Папа! Папа! – разнеслось над зверинцем. – Купи мне пиво! Мне для козла надо!
В это времени суток в баре недалеко от Центрального парка в Нью-Йорке было пусто: садись, где хочешь. Но молодой мужчина обосновался на высоком стуле у стойки и, судя по всему, имел желание набраться до наступления вечера. Во всяком случае, уходить, пересаживаться за столик или заказывать что-то, кроме алкоголя, он явно не собирался.
