Ещё в этом году приехали две бабушкины сестры, хотя они ТЕРПЕТЬ друг друга НЕ МОГУТ. На каждое Рождество они всегда дарят друг другу подарки, но у меня такое впечатление, что они делают это лишь для того, чтобы посмотреть, чей подарок окажется унизительнее.
На Пасху у бабушки можно занять себя тремя вещами: сидеть в гостиной с мужчинами и смотреть по телевизору гольф, болтать на кухне с женщинами или тусоваться в подвале с остальными детьми.
Ни один из вариантов не годится для меня, поэтому я обычно запираюсь в туалете и сижу там до тех пор, пока не придёт время садиться за стол.
Главное событие Пасхи – пасхальный бранч. Раньше мы все сидели за одним большим столом, который стоит в гостиной, но теперь, когда наша семья разрослась, у нас два стола: для взрослых и для детей. Стол для взрослых стоит в гостиной, а стол для детей – на кухне.
Я рад этим переменам: ведь раньше, когда мы сидели за одним столом, я всегда оказывался рядом с кем-нибудь, кто интересовался моей жизнью БОЛЬШЕ, чем я сам.
А ещё, когда мы сидели все вместе, мама заставляла меня есть то, что я не люблю. Ей всегда очень хочется, чтобы я попробовал её картофельный салат, и я бы с удовольствием его попробовал, если бы она не подавала его в той же миске, какую даёт нам, детям, когда мы болеем гриппом.
Даже если бы не все эти вещи, то мне всё равно бы не нравилось есть у бабушки в гостиной: там всё ОЧЕНЬ официально, поэтому, я думаю, все и сидят с такими серьёзными лицами.
Несколько лет назад во время бранча на губе у Пипо долго висела фасолина. Это уже само по себе было смешно, а когда она упала в его стакан с водой, я не выдержал и расхохотался.
Я думал, что ОСТАЛЬНЫЕ сейчас тоже расхохочутся, но никто не засмеялся. Папа строго посмотрел на меня, и я понял, что мне надо притихнуть и молча жевать свой кусок ветчины.
После того случая, если за столом в гостиной происходят очень смешные вещи, я изо всех сил пытаюсь сдержать смех. Я щиплю себя за бок или до боли кусаю губу, но иногда ЭТОГО бывает недостаточно.
Как-то раз Пипо начал задувать свечки на именинном торте, и у него вылетела вставная челюсть.
Я сдерживал смех такими нечеловеческими усилиями, что мне казалось, что у меня сейчас лопнет вена, выскочит зрачок или ещё что-нибудь случится.
Вдобавок ко всему я пытался не дать выплеснуться на блюдце шоколадному молоку, которое отхлебнул секунду назад.
Я попытался вспомнить что-нибудь грустное, но вспомнил только Пупса в свитере. Одно воспоминание потянуло за собой другое, и я не выдержал.
Мне кажется, что после того случая нам, детям, и отвели стол на кухне.
Мне только не понятно, как взрослые решают, кто из нас ребёнок, а кто – взрослый. Ведь дядя Сесил, например, сидит за одним столом со взрослыми.
Вы МОЖЕТЕ ПОДУМАТЬ, что дядя Сесил – взрослый, но на самом деле ему года три или четыре.
Несколько лет назад его усыновила моя двоюродная бабушка Марси, и, наверно, поэтому он приходится мне дядей. Иногда из-за этого возникают дурацкие ситуации.
Мне кажется, что нужно ввести такое правило: тот, кто сидит на детском стульчике, автоматически лишается права сидеть за одним столом со взрослыми.
А то дядя Сесил сидит в гостиной вместе со взрослыми, а Родрик, который почти уже взрослый, должен сидеть за одним столом с детьми.
Сегодня я предусмотрительно сел подальше от Мэлвина и Малкольма и оказался рядом со своей троюродной кузиной Джорджией. У неё сильно шатается передний зуб – он буквально держится на ниточке.
Этот зуб держался на ниточке, и когда мы виделись с ней в ПРОШЛЫЙ раз, – значит, прошли ГОДЫ.
Мои родственники уговаривают Джорджию разрешить кому-нибудь из них вырвать ей зуб, но она упирается.
У МЕНЯ тоже когда-то шатался зуб, и при мысли о том, чтобы разрешить кому-нибудь его вырвать, мне делалось жутко. Мама уговаривала меня НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ, чтобы я разрешил ей его выдернуть, но я очень этого боялся. В конце концов она сказала, что, если зуб выпадет у меня во сне, я могу его проглотить, а это очень опасно.
Я ей не поверил: ведь неделю назад Мэнни проглотил мою игрушечную машинку и ОСТАЛСЯ ЖИВ.
Мой зуб продолжал шататься, папе это, по-видимому, надоело, и он решил взять дело в свои руки.
Он сказал, что хочет показать мне фокус, взял нитку и привязал один её конец к моему переднему зубу, а другой – к ручке двери. Когда я понял, что он задумал, было уже слишком поздно.
Сегодня я целых сорок пять минут наблюдал за тем, как Джорджия языком крутит свой зуб, а потом отправился в гостиную: мне было известно, что именно там бабушка хранит нитки.
Войдя в комнату, я очень удивился: в ней собралась почти половина взрослых, все они листали бабушкины фотоальбомы.
