– Ламавин… – Фальнар приоткрыл рот от изумления. И вдруг вскочил, кинулся к повозке. – Слава Небесам! Ох, здорово-то как! А то уж опасался я, что пропаду совсем.
Подбежал и, не долго думая, плюхнулся перед ступенькой на колени, прямо в лужу, так что грязные брызги полетели, заставив Ламавина отшатнуться. Запричитал:
– Ламавин, отдай моё тело! Давай вернём всё, как было! Снова молодым станешь. Так что, по рукам?
Ламавин сначала опешил от такого предложения, а потом чуть не задохнулся от возмущения. Упёр руки в бока, выставил вперёд брюхо:
– Молодым?! И бедным, да? А ты, стало быть, снова богатым?
– Да ты ведь не пропадёшь! Ты и сапожному ремеслу обучен, и…
– Вот и ты обучись! Тело своё жирное можешь забирать, когда пожелаешь, но лавку я не отдам! И дом не отдам!
– Как это? – Фальнар округлил глаза. – Это не справедливо будет! За молодость всегда доплачивают.
– Доплачивают, сколько договорятся. А мы с тобой не договоримся!
– Хорошо, давай половину лавки, я согласен!
– Ха! Половину ты Эдали отписал. Думал, что обхитрил меня? Вот и получай наказание! Ишь ты, о справедливости он вспомнил.
Он попытался захлопнуть дверь, но бывший бакалейщик уцепился в неё, словно репейник за штанину.
– Ламавин, я на половину половины согласен! Лавка пусть тебе остаётся, а дом продадим и монеты разделим. Представляешь, и лавка у тебя будет, и молодость! Чем не удача?
– Да пошёл ты к лешему!
И тут в разговор встрял старик, до того молча слушавший перепалку:
– Ладно, любезный, вставай, забирайся на запятки, с нами поедешь. Придумаем, как твоей беде пособить.
Из своего угла он не высовывался, так что вряд ли Фальнар его разглядел. Но приказание расслышал. Замер на секунду, потом вскочил:
– Премного благодарен! Я мигом!
– Да на кой нам этот хитрован сдался?! – возмутился Ламавин, едва ландо тронулось. – И куда эт он поедет «с нами»? Я так в «Золотого Петуха» еду, не забыли, уважаемый?
– Ошибаешься. Я передумал, поездка в Берестовье отменяется. Остаёшься в Княжграде, погостишь у меня, как и твой приятель.
– Эт с чего бы? Не, не пойдёт так! Мне генерал велел…
– Значит, ради того, чтобы друзьям помочь, ты не останешься?
– Да чем я им помогу? Только сам опять за решёткой окажусь.
– А монет заработать? Золота, сундуков эдак десять. Или двадцать.
Ламавин прикусил язык. Затем недоверчиво переспросил:
– Сколько-сколько?
– Пятьдесят сундуков.
Ламавин хихикнул. Представить пятьдесят сундуков, наполненных золотыми марками, он не мог. Да он и одного представить не мог, если честно!
– И где ж столько золота заработать можно? Каким таким ремеслом?
– Одним-единственным. – Старик ткнул указательным пальцем вверх. – Не желаешь этому ремеслу обучиться? Что-то мне подсказывает, в Небесье скоро свободные места появятся.
– А… э-э-э… – только и смог промямлить вытаращивший на него глаза Ламавин.
– И я подумал, что не откажешься. Кстати, называй меня Госфен.
Старик засмеялся. Нехорошо засмеялся, холодно и зло.
После полудня дождь прекратился, а ближе к вечеру серое покрывало туч истончилось, разорвалось, и солнечные лучи легли на Княжград. Ненадолго – часа не пройдёт, как светило опустится за холмы у западного горизонта, на улицах зажгут фонари, и весёлая вечерняя публика начнёт выползать из своих роскошных нор в поисках развлечений. А Бед-Дуар приедет домой, не торопясь отужинает, примет ванну, прочтёт вечерние газеты. И ляжет спать. Один. Сегодня он ни с кем не хотел делить ложе, слишком жива была в памяти золотоволосая женщина, так похожая на княгиню Бриану. И совсем непохожая!
Бед-Дуар снимал двухэтажный дом на берегу реки, там, где Верхний Город постепенно переходит в Нижний. Раньше здесь возвышалась крепостная стена. Собственно, дом и вырос из неё, воспользовавшись древней кладкой как фундаментом. Дом был небольшим, но уютным. А главное, он напоминал Бед-Дуару о тех временах, когда люди сами решали свою судьбу, могли сразиться с врагом в честном бою. О тех временах, когда над их головами не висела сверкающая друза Небесного Города.
Пешая прогулка от Цитадели до дома занимала сорок минут – если срезать путь и спускаться с холма по крутой тропинке. Но ходить пешком командующему не по чину, приходилось ездить в кабриолете кружной дорогой, по запруженным моторным и гужевым транспортом улицам. Выигрыша во времени почти не получалось.
Толстого краснорожего детину в кирзовых сапогах, дешёвом резиновом плаще и шляпе с опущенными полями Бед-Дуар заметил сразу. Тот стоял на углу улицы и ожесточённо махал рукой, привлекая к себе внимание проезжающего мимо генерала. Он мог бы и не стараться так – Бед-Дуар узнал его: тот самый провинциал, которого он допрашивал утром. И кому приказал немедленно убираться восвояси.
Генерал выругался сквозь зубы, но нога сама собой легла на педаль тормоза. Кабриолет замедлил ход, остановился. Потом сдал назад так, чтобы кабина поравнялась с толстяком. Бед-Дуар перегнулся через пассажирское сиденье, приоткрыл дверь:
– Какого лешего ты здесь делаешь? Ты что, не понял…
Толстяк не дал договорить. Быстро сунул ему в руку сложенный вчетверо лист бумаги, пробормотал:
– Просили вам передать, ваше превосходительство. Очень важное дело!
И прежде, чем Бед-Дуар потребовал объяснений, отпрянул от машины, натянул шляпу поглубже, поспешил к ближайшему проулку. Можно было его догнать, взять за шиворот… Бед-Дуар поглядел вслед толстяку, затем развернул лист, прочёл. Хмыкнул, прочёл вновь. Сунул послание в карман и тронул кабриолет с места.
Дома, переодевшись и поднявшись к себе в кабинет, он перечитал письмо снова, хоть уверен был, что запомнил с первого раза: «Если желаете поучаствовать в охоте на Небожителей, приходите в кофейню «Велюр» сегодня в десять вечера и ждите за крайним правым столиком. Постарайтесь, чтобы Вас не узнали». Подпись, ясное дело, отсутствовала.
Послание вполне могло быть глупой шуткой придворных дам или ловушкой интриганов. Проще всего было сжечь его в камине и забыть, разумнее всего – отправить вестового в казармы, поднять в ружьё караульную роту, оцепить весь квартал вокруг этого «Велюра», прочесать так, чтоб и мышь не улизнула. Первый вариант не годился потому, что записку передали ему, Бед-Дуару, командующему стражей. Второй – потому, что передал человек, приехавший с Эдалью Волич, дочерью сумасшедшей старухи, встретившей Светлых Богов. С женщиной, охоту за черепом которой Небожители поручили ему, Бед-Дуару, лучшему псу Наземья.
Поэтому, отужинав, Бед-Дуар не распорядился по обыкновению готовить ванну, а оделся попроще, набросил на плечи широкий плащ-накидку, нахлобучил шляпу, прицепил на бок старенькие ножны, – ни дать ни взять, землевладелец средней руки, приехавший в Княжград за какой-то надобностью. Если не знать, что кроме шпаги в ножнах у «землевладельца» припрятан кинжал в голенище и трёхзарядный болтострел на перевязи под мышкой.
