— Да что мне твой Васильев. Там моя… Короче, где тридцать пятая?
— Вон, бальзамин на подоконнике! — обрадовалась медсестра. — Я помню, я его поливала.
— Там везде цветы. Какое?
— В остальных бегонии, а в тридцать пятой бальзамин.
— Ты пальцем покажи.
— Второе справа.
— Ничего не путаешь? Цветы все розовые.
— Вот еще! — насупилась девушка. — Чтобы я бегонию с бальзамином перепутала. У бальзамина листочки узкие, а у бегонии…
Марат ее уже не слушал, он оценивал обстановку. Окно давало шанс на неожиданность, однако этажи в старом здании больницы были высокими, просто так не залезть. Можно попробовать спуститься с крыши на веревках, но для этого нужна спецподготовка. И как назло, ни черта не видно, что происходит в палате — широкие жалюзи закрывают окно.
Что делать? Тупо ждать?
Токаев обещал выпустить Елену, но разве убийцам можно верить? Тем более маньякам, которые действуют под влиянием порыва, а не разума.
Нет, ждать нельзя. На спецназ надеяться опасно. Он должен сам что-то предпринять. И быстро.
Марат еще раз изучил окно. Жалюзи — это не плотная штора, всегда найдется щель, чтобы заглянуть внутрь. Если бы только приблизиться к стеклу.
Его осенило. Он выдернул телефон и позвонил дядя Камилю. Когда родственник ответил, Марат сразу спросил:
— У вас есть связи в энергокомпании?
— В чем дело?
— Выручайте. Мне срочно надо…
И Марат объяснил, что ему требуется.
54
Окровавленный нож в руке маньяка обрушился на Елену. Она закричала, обмирая от ужаса, отпрянула, насколько это было возможно, сидя связанной в кресле, дернулась и вдруг почувствовала, что ее руки свободны.
В ту же секунду прогремел выстрел. Пуля попала в голову Токаева. Падая, он смотрел в глаза Петелиной, словно пытался что-то сказать напоследок. Странно, но его лицо казалось не злым, а умиротворенным.
Елена вскочила, отпихнула кресло. Она увидела, что ей жутко повезло. Маньяк промахнулся и ударом ножа разрезал ей путы, лишь слегка задев кожу на предплечье.
Загремело разбитое стекло. Это Валеев вваливался сквозь окно. Елена поняла, кто ее спаситель. Марат таился за окном в люльке автовышки и точно выстрелил в самый ответственный момент. Он успел.
— Лена, ты как? — Марат разглядывал любимую женщину. — Что он с тобой сделал?
— Я в порядке, — удивлялась Петелина. — Повезло.
— Кровь, — Марат заметил рану на ее предплечье и крикнул: — Врача, срочно врача!
В палату ворвались бойцы спецназа. За ними появился Кулик, скользнул взглядом по Валееву, Петелиной и остановил взор на поверженном Токаеве.
— Мертв, — доложил ему спецназовец, осмотревший тело.
Кулик дал команду и вошли врачи. Они засуетились вокруг Васильева и Петелиной. Перепуганного мычащего вице-губернатора с окровавленной рукой погрузили на каталку и увезли.
— Вы можете идти? — спрашивали Петелину. — Нужно обработать рану и осмотреть вас.
— Подождите.
Она стояла над телом маньяка, не в силах отвести взгляд от поверженного врага. Нож выпал из его руки и каким-то чудом воткнулся в пол. Насколько же он острый. Подумать только, она была на волосок от смерти. Этим ножом пытались ее убить. В руке маньяка нож был грозным оружием, но сейчас его рука беспомощна, а нож скоро упакуют, и он станет обычным вещь-доком, которые она видела не раз.
Елена заметила, что левая рука Токаева сжимает какие-то бумаги. Она удивилась: откуда? Она помнит только окровавленный нож. Неужели он вытащил их из кармана в последнюю секунду. Странно. Зачем? Она вдруг вспомнила, что Токаев упомянул про какие-то документы в кармане халата.
«Обо мне», — сказал он. Еще тогда ее это заинтриговало, и сейчас она не удержалась, чтобы разрешить загадку.
Елена наклонилась, выдернула сжатые бумаги и развернула.
Тут же рядом оказался Кулик, хотел упрекнуть, но не смог сдержать изумления, увидев заголовок, и промолвил:
— Завещание. Что за чушь?
Елена прочла короткую записку с подписью Токаева и пролистала оставшиеся бумаги. Ее удивлению не было предела. Фактически это была медицинская карта Давида Аслановича Токаева со всевозможными анализами и специальными характеристиками его внутренних органов.
— Он жертвует свои органы для трансплантации, — обескураженно сказала она и протянула документы врачам. — Он все подготовил, чтобы у вас было меньше работы.
— Ничего не понимаю, — хмурился Кулик. — Что здесь произошло?
— А я, кажется, догадываюсь. — До Елены стал доходить смысл слов и недомолвок Токаева.
— О чем? Говори! — требовал полковник. — Он признался в убийствах?
— Да. И Холодов, и все чиновники его рук дело.
— Хоть Васильева мы спасли.
— Я так не думаю. Он не собирался нас убивать. Он решил остановиться.
— Он перерезал Васильеву вены, и чуть тебя не убил. Взгляни на нож.
Елена вспомнила, как Токаев несколько раз выглядывал в окно, а под конец открыл жалюзи. Теперь до нее дошло, что он видел приготовления Марата и знал, что при угрозе ее жизни тот выстрелит.
— Он разыграл нас. Это был спектакль.
— Ты что несешь?
— Хотел бы убить — убил. У него было время, но он запланировал другое.
К спору подключился Валеев:
— Лена, я видел, как он замахнулся на тебя ножом.
— Ты видел, потому что он раздвинул жалюзи. Он замахнулся ножом в тот момент, когда ты готов был стрелять.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Окровавленный нож, картинный замах — это часть его плана. Токаев сам напросился на пулю. И знал, что в такой ситуации будут стрелять в голову. Он сохранил внутренние органы для других.
— Не идеализируй его. Токаев маньяк, — возразил Валеев, но без прежнего пыла.
— Он был нормальным человеком, счастливым семьянином, а стал маньяком из-за… — Елена перевела взгляд на опустевшую кровать.
— Хватит! — прервал спор Кулик. — Ты нарушила мой приказ и ответишь за самоуправство.
Марат обнял Елену, заслоняя собой от начальства.
— Ей нужно рану обработать и отдохнуть.
— Дома отдохнет, а с тебя рапорт: как оказался на автовышке, почему выстрелил, ну, и так далее.
Валеев стал уводить Елену, но путь им перегородил хирург. Он успел просмотреть завещание и медкарту Токаева и спросил, обращаясь сразу ко всем:
— Как быть с этим?
