Я не участвовала в фестивале «Ариран», но я участвовала в подобных массовых гимнастических представлениях в других городах, где также использовались системы лент и карточек («человеческих пикселей»). Когда приближалась дата представления, в учебных заведениях отменяли дневные занятия и тренировали учащихся для грядущего выступления. А когда до представления оставалось совсем мало времени, учебные заведения отменяли все занятия. Вместо этого учащиеся собирались во дворе и бесконечно репетировали. Учебные заведения не выдавали принадлежности для массовых игр, такие как ленты или карточки. Исполнители должны были сами все это подготовить.
Я до сих пор помню, как однажды сделала одну совершенно особенную ленту для представления. Для того чтобы сделать ленту, мне надо было раздобыть ткань, которую достать было не так просто. Однажды я пришла домой примерно в обед, чтобы подготовить ленту для массовой игры, в которой принимала участие. Дома никого не было. Мама ушла на работу на ферму, принадлежавшую военной части моего отца. Лента должна была быть готова ко второй половине дня, но у меня не было способа ее достать. Домашнего телефона не было, мобильного, конечно, тоже не было, так что я начала рыться в мамином шкафу. Но казалось, что хорошей ткани не осталось.
Через какое-то время я наконец нашла красивую фиолетовую мамину блузку. Она была у нее уже некоторое время. Я не видела маму в этой блузке, а по многочисленным слоям бумаги, в которую мама ее упаковала, можно было понять, что это – один из ее любимых предметов одежды. Я не могла испортить ее, так что положила обратно в шкаф. Но потом я подумала о своем учителе, который отругал бы меня, если бы я не принесла ленту. Я пришла к выводу, что лучше быть отшлепанной мамой, чем унижаемой перед всеми учениками. Я не могла терпеть такие унижения, так что достала блузку из шкафа. Я разрезала ее на куски шириной 4 см и сшила эти лоскуты, чтобы сделать длинную ленту. Я прикрепила фиолетовую ленту к деревянной палочке и понесла ее на тренировку.
Что случилось, когда я позже вернулась домой? Вам на самом деле лучше не знать. Но, думаю, мама имела право разозлиться, увидев, что ее драгоценная блузка превратилась в клочки.
Обычно тренировки для участия в массовых играх проходили в школьном дворе. Репетиция была настолько выматывающей, что исполнители в буквальном смысле слова валились с ног, когда она заканчивалась. Идея заключалась в том, что большая группа людей должна была уметь двигаться, как один человек, поэтому бесконечные тренировки были необходимостью. Еще хуже, чем сама очень утомительная тренировка, были тучи пыли, поднимавшиеся с земли. На школьном дворе была голая земля, и, когда большое количество людей делало на нем ряд быстрых движений, тяжелое облако пыли поднималось с земли. Густой туман пыли ослеплял, и было невозможно смотреть прямо вперед. Когда я приходила домой и высмаркивалась, я видела черную грязь. Я могла чувствовать песчинки, попадавшие в рот, когда мы пели. Думаю, было чудом, что я не заболела пневмонией.
То же самое относилось к карточной группе. Именно исполнители должны были готовить карточки, которые использовались в представлении. В то время в Северной Корее было трудно найти даже туалетную бумагу. Так что я раздирала свои старые тетради, доставала оттуда листы и склеивала их, чтобы получился толстый картон. Затем я клала их под матрас и спала на них, чтобы они были плоскими. Утром я прошивала плоские листы картона и складывала их, как большую тетрадь. Наконец, я раскрашивала картонки.
Давайте быстро объясню, как работает карточная группа. Нас тренировали на том самом стадионе, где проходило представление. В карточной группе есть дирижер, стоящий перед группой исполнителей. Дирижер держит пронумерованные таблички и свистит в свисток. Когда дирижер поднимает табличку с номером, исполнители должны раскрыть цвет, соответствующий номеру. Хотя дирижер показывает всего одну табличку за раз, номеру могут соответствовать разные цвета, в зависимости от групп исполнителей, так что получается огромная картина, движущаяся и меняющаяся, если смотреть с расстояния.
Исполнители делились на множество различных групп, таких как рота, расчет и взвод, совсем как в армии. Например, я была номером 7 в 3-м взводе, 3-м расчете и 2-й роте. Роты определялись расположением школ, расчеты – школами, взводы – годом обучения. Звенья, самые маленькие группы, делились в соответствии с классами.
Так как исполнители занимали свои места в соответствии со школами и годом обучения, когда кто-нибудь делал ошибку, было легко понять, кто ее сделал. Например, если исполнитель по имени Хон Кил Дон вдруг откроет синюю карточку, когда должен открыть красную, дирижер назовет его по имени через громкоговоритель, сказав что-то вроде: «Хон Кил Дон, в школе А, сделал ошибку. Снова репетируем эту часть». Должно быть, это ужасное чувство, когда тысячи учеников должны из-за тебя начинать все сначала, так что все исполнители старались изо всех сил не ошибиться.
Для исполнителя самое мучительное в карточной группе – неудобная поза, в которой он вынужден находиться так долго. Мы должны были присесть и спрятаться за карточками, чтобы картина получилась лучше. Исполнители приседали на корточки, ставили карточки на колени и раскрывали их по сигналу дирижера, но это выглядело бы не так красиво, если бы зрители могли видеть лица исполнителей. Так что, когда мы доставали карточки, все, что ниже наших глаз, должно было быть полностью спрятано за ними. После того как я сидела, согнувшись таким образом, во время длившихся весь день репетиций, мои ноги были онемевшими, а шея практически парализованной. Когда после репетиций я пыталась встать, то могла слышать хруст суставов.
Я принимала участие в менее масштабных массовых играх, но могу себе представить, насколько труднее должны быть массовые игры в Пхеньяне. Самым сложным было то, что они обязаны быть точными и безупречными. Только представьте: двигаются тысячи людей, но они двигаются, как один. Они должны двигаться синхронно, ориентируясь только по звукам музыки. Как это вообще возможно? Их точность могут повысить только бесконечные повторения и изматывающие репетиции и тренировки. Груз ответственности, который чувствуют участники «Арирана», очень тяжелый. На них смотрят тысячи иностранных туристов. И они знают, что то, что они делают, – не просто представление. Они знают, что это официальное мероприятие, подтверждающее национальный статус Северной Кореи перед внешним миром.
Я слышала о студенте, умершем от аппендицита, потому что он не мог оставить свое место посреди представления. Его аппендикс разорвался, но он не осмелился уйти. Даже когда исполнители болеют, немногие из них подумают о том, чтобы не участвовать в представлении. Они знают, что им не будет прощения. Такое послушание, должно быть, является результатом промывания мозгов и репрессивной политики, существующих в Северной Корее так долго.
Зачем нужны массовые игры? Во-первых, правительство уверено, что успешно исполненные массовые игры поднимают национальный статус Северной Кореи. Северокорейские массовые игры начались в 1970-х годах в честь гостей из зарубежных стран. Они исчезли во времена голода середины 1990-х, а в 2000-х были возрождены для привлечения иностранных туристов. Но есть и более значительная цель, чем туризм. Массовые игры в Северной Корее были созданы, чтобы подчеркнуть легитимность и стабильность режима, демонстрируя его высокий дух коллективизма для внешнего мира.
