Всем известно, что змей приближается к женщинам только тайком, их близость делает змея слабым, сила его тает и он становится подобен человеку. Еще больше силы потерял он оттого, что девица, как и велел ей Кий, плотно прижалась к нему, и он, такой слабый, согласился в обмен на освобождение пропахать межу вокруг будущего города.
Город этот опоясан двойным огнем, небесным и земным, овеян мощным дыханием огненного змея, которого направлял Кий, кузнец-огненосец, выковавший железный плуг. По его имени и был назван город, а по имени братьев его две горы – Щековице и Хоревице. Сестра их звалась Лыбедь, и так стали именовать приток Днепра, к которому обычно сворачивали напоить коней.
Мощь железа, в котором от начала веков борются за превосходство силы добра и зла, защищает, но она же и придает воинственность, так что Киеву с самого возникновения было предречено становиться истоком победоносных походов.
Владимир еще ребенком при дворе отца слышал историю о Кие и его змее и не забыл ее. Иногда осознанно, иногда бессознательно поглаживал он отметину у себя на плече. Ему казалось, что она похожа на крыло змея.
Змей, который был впряжен в плуг Кия, веками по ночам насиловал молодых женщин, а они потом рожали змеевых детей, с отметиной, которая свидетельствовала об их происхождении и вела их по жизни огненной стезей. Владимир был уверен, что и сам происходит от этого корня. Ни у кого из его братьев на теле не было такого знака, он много раз проверял, когда они вместе играли или купались, еще в детстве.
Святослав, воин, покоривший Хазарию и Болгарское царство, с налета, так что там, где прошло русское войско, за ним не осталось ни плода в саду, ни листа на ветке, центром своих земель считал болгарский город Переяславец. Сюда лились богатства со всех концов, из Греции – золото, шелк, вино и фрукты, от чехов и венгров – серебро и кони, от русских – меха и воск, мед и рабы. Желая превратить его в свою столицу, он жил там подолгу, с удовольствием.
Владимир был доволен, что сел на престол в Киеве, на скрещении водных и сухопутных дорог, на границе северных лесов и южных степей. В городе, над которым бдели самые могущественные боги, Перун, Сварог, а и бог-громовержец викингов Тор, который, правда, постепенно отступал перед славянскими божествами.
Двадцатилетний князь прибыл в столицу верхом через главный въезд в город, Золотые ворота, на белом коне, чья грива, украшенная цветными кисточками и мелким жемчугом, развевалась и от порывов ветра, и от быстрых движений скакуна. Несмотря на ветер и резвость коня, на плече князя спокойно лежало и не падало белое перо, словно невидимая рука положила его туда и держала, как раз на том месте, где с рождения была у него отметина. Никто из его свиты не обратил на это внимания, а если бы кто и заметил, то не придал бы этому никакого значения, столько голубятен было на крышах домов по всему городу…
– Слава князю Владимиру!
– Слава, слава князю Владимиру! – откликались эхом улицы и проулки…
5
А в Новгороде остался править Добрыня. Говорили, что неподалеку от вытесанного из валуна памятного камня, поставленного на горе по распоряжению Владимира в знак скорби по отцу, в тени одного из стоящих рядом дубов воевода закопал сокровища. И что, боясь воров, он спрятал заветный сундучок из румяного дерева айвы, окованный серебром, даже от собственных детей. А один раз в год, в ту ночь, когда папоротник выбрасывает цветок, который еще до утренней зари цветет и отцветает, те сокровища светятся под землей призрачным светом. Не одну, а многие ночи новгородцы перекапывали гору, гадая, тень луны или тень солнца была подсказкой для владельца сокровищ. Их упорство не ослабевало, несмотря на то что Добрыня насмешливо отрицал слухи о кладе.
Когда ему это надоело, он поставил у памятного камня стражу, двух здоровенных мужиков с жердями, и, после того как они пересчитали ребра нескольким кладоискателям, интерес к этому бесплодному занятию угас.
Не прошло после этого и года, как камень исчез. Словно растаял вместе с новгородскими снегами, не дожив до дня цветения папоротника. Не было его и нигде поблизости. Что произошло с камнем, на котором было выбито все, что должен был унести, но не унес с собой на тот свет Святослав, никто не знал.
Поговаривали, что именно из-за выбитых на камне рисунков на него позарились и увезли его купцы. Даже следа на земле от него не осталось.
Однако осталась легенда, что камень вместе с кладом ушел под землю и что подобно траве он прорастет неведомо где. Что тень князя Святослава охраняет и камень, и сокровище, и они, пусть даже по прошествии веков, в конце концов явят себя избранному мужчине или женщине, а может, и малолетнему ребенку, в ту ночь, когда папоротник цветет и дарит человеку знание языка животных и растений. И еще – что Добрыня каким-то образом заполучил серьгу князя, не доставшуюся вождю печенегов, и положил ее в сундук вместе с другими драгоценностями. Настанет день, когда она снова окажется в ухе потомка Рюрика, у которого на теле будут отметины в тех же местах, что и у князя Святослава, и из которых самая важная та, что с крыльями. И тогда обезглавленная тень обретет покой.
Когда это знамение будет явлено, оно вызовет великие страдания земли Русской, но тому краю, где это произойдет, принесет обилие благодати.
6
Чистый Новгород с его мощеными улицами по сравнению с Киевом можно было назвать Белым городом.
Сначала Владимир проехал в ворота Подола, самой бедной части Киева. Здесь утопали в грязи и отбросах дощатые лачуги вперемешку с «хатами», домишками, построенными из дерева, глины, кусков кирпича и соломы и соломой же крытыми. Войско, во главе которого он ехал, вид варяжских воинов и самого князя вызывали радость и удивление. Начали раздаваться приветственные возгласы, сначала осторожные, потом они зазвучали громче. Женщины бросали перед ним цветы, и если он ловил цветок на лету, то сначала прижимал его к своему сердцу, а потом бросал обратно в толпу.
Но замечал он и закрытые ставнями окна, и подозрительные взгляды, значит, у Ярополка имелись свои приверженцы, которые его не забыли.
Как только они вступили на Рыночную площадь, Олаф спрыгнул с коня и подбежал к князю. Все остановились. Ему было позволено все, так что сопровождавшая князя свита с любопытством и без всякого страха ждала, что он скажет.
Олаф был в ярости. Он сорвал с головы и бросил на землю отороченную мехом шапку, по плечам его рассыпались горящие на солнце рыжие волосы. Воздев руки к небу, словно стоит перед идолом, он загремел:
– Князь Владимир, ты, который так же, как и я, был гоним и несчастен, мечом своим завоевал то, что принадлежит тебе по праву! Ты, приблизивший меня к себе как своего, научивший меня многому хорошему, позволь мне здесь, на площади, продаться тебе рабом твоим за половину гривны!
Владимир застыл на месте. Он хорошо знал горячий нрав своего друга, но такое было слишком даже для Олафа.
– Зачем тому, кто один стоит целого, хорошо вооруженного войска, продавать себя в рабство? Тому, за кого бы я, князь русский, отдал бесчисленные сокровища, если бы мне пришлось выкупать его из рабства?
