* * *
Малуша после гибели Святослава перестала появляться при совершении обрядов.
Однажды утром, переполненная надеждой, которую и не старалась скрыть, она сама пришла сообщить сыну об уважаемом госте из Константинополя, философе, который расскажет ему о христианской вере.
Свечи из медвежьего жира, расставленные на столах из белого дуба и между решетками на окнах с закрытыми ставнями, медленно догорали, в зале играли тени, словно приводимые в движение звучащими словами. Владимир долго с интересом слушал рассказ о сыне Божьем и Его страданиях за грехи человека, о духе Божьем, парящем над водами, о крещении людей водой и Святым Духом, о благодати Божьей, о рае и аде.
Под конец философ развернул холщевый свиток, и перед глазами князя предстала картина Страшного суда. Праведники с правой стороны весело идут в рай, с левой стороны проклятые, сгорбившись, скрючившись, вопреки своей воле тащатся в пекло. Доселе неизвестная славянам ужасающая идея ада поразила князя.
Великий князь, которого вера отцов учила тому, что в той жизни все будет продолжаться так же, как было в этой, не забыл мгновений, когда у него в груди собирался холод и он начинал терзаться вопросами, на которые не находил ответов. Он искал их в женских телах, в радости застолий и весельи с друзьями. В военных победах и славе.
Во всем и без меры.
Но не нашел.
А мера, она внутри, в человеке…
Он встал и посмотрел на картину. Философу, который, вдохновленный интересом князя, продолжал говорить и говорить, сделал рукой знак замолчать и отослал его, приказав одарить и вернуть в Константинополь.
Когда, оставив за собой много слов, великих и многообещающих, послы разъехались, ему по ночам стало сниться распутье. И ветра, которые вокруг него друг с другом сталкивались, и не могли ему навредить, но не могли и заставить его сдвинуться с места. Вой стоял устрашающий, все заливало белизной, и ветра отступали, а он просыпался весь в поту, ослепленный светом из своего сна.
15
После того как он занял Корсунь, эти сны стали сниться ему снова.
Как-то ночью он проснулся и, хотя, не веря глазам, долго тер их руками, увидел, что комната наполнена светом, таким ярким, что он проникал через плотную ткань полога вокруг кровати. Таким ярким, что были видны контуры стоящих в комнате предметов и вещей.
Когда глаза немного привыкли к слепящему свету, он понял, что не один. Возле окна стоял человек в торжественном облачении, похожем на те, что носили христианские священники. Простое черное одеяние, шитое золотом. Лицо прозрачное, словно не от сего мира, с темными глазами, теплыми, человеческими. Встретившись с его взглядом, князь почувствовал покой, и вся его растерянность улетучилась.
Незнакомец протянул к нему руку, Владимир подошел. Ему хотелось о многом спросить, но, попытавшись что-то произнести, он понял, что сейчас не время.
Выходя, князь оглянулся, и ему показалось, что он видит на кровати себя, спящего, однако и это его не смутило.
Корсунь быстро остался у них далеко за спиной.
– Кто ты такой? – Владимир почувствовал, что голос снова струится в его горле.
– Рыбак.
– Чего ты хочешь от меня?
– Хочу показать тебе то, что ты носишь в себе, но на что глаза твои закрыты. Хочу открыть тебе путь ко Христу, Сыну Божьему, который умер на кресте, приняв на себя страдания ради спасения человека.
– Терновый венец, гвозди, смерть в муках. Почему? Почему, если Он Сын Божий?
– Ради любви. Он один принял грехи многих… наказание, которое уничтожило бы грешный род человеческий, Он взял на себя. Всякого, кто к Нему обратится, очистит прикосновение Божественного света, избавит от гибели и вечной смерти, ибо Христос умер за каждого из нас.
* * *
Киев. Спящий, укрытый темнотой, а на возвышении, на горе над городом светится крест.
Рыбак поднимает руку. В руке у него деревянный крестик на тонкой шелковой нити, он протягивает его Владимиру.
– Тот крест, там, наверху, я поставил, когда здесь еще одни холмы были, над которыми сияла милость Божья. Кто-то его видит, кто-то не видит, но это было частью моей задачи. Чтобы вокруг этого города по земле русской ширилось христианство.
И Новгород тут, а за ним пойдут города и села.
И великий князь увидел Новгород под снегом, освещенный белизной сугробов и отражающегося от них лунного света. В голосе спутника угадывалась улыбка:
– Новгородцы сами себя секут молодыми прутьями и ледяной водой обливаются. Они тверды и надежны, как земля, на которой стоят, суровы, как новгородские зимы, они будут сопротивляться переменам, но когда примут веру Христову, станут одной из ее опор.
Этот крест, что у меня в руке, тебе предназначен. Возьми и подари его русским. Вступи на путь спасения. И путь, который ты сейчас изберешь, станет путем твоего народа на все времена.
Я здесь для того, чтобы предложить тебе выбор. Можешь принять веру христианскую, и русское княжество будет из поколения в поколение становиться сильнее, и чем крепче будет в своей вере, тем и сила его будет крепче.
Если не примешь это знамение Божие, охватят Русь раздоры и междоусобицы, русские начнут принимать разные веры и поклоняться ложным богам, пока не рассыплются по всему свету. От могущественного княжества останется один Киев, над которым я по Промыслу Божьему крест поставил, и Новгород, откуда через много веков все начнется сначала.
Живи и делай все во славу Христову, спасешь и душу свою, и своих потомков, и народ русский. И имя твое будет среди имен святых.
Медленно, словно ожидая сопротивления, которого не последовало, рыбак надел крест ему на шею.
Владимир огляделся вокруг. Нигде ничего – ни Киева, ни Новгорода, ни темной ночи, он снова был в своей комнате, а тот свет, что освещал ее, исходил от незнакомца.
– Кто ты такой? – снова спросил он его.
– Андрей, рыбак, сын Ионы и брат Петра, ученик Иоанна, родом из Вифсаиды и по воле Божьей первый из апостолов, пошедший за Христом.
Утро он встретил, так и не заснув, сидя на краю постели, сжав голову руками. Рубаха на нем была такой мокрой, словно он скакал всю ночь бешеным галопом. Он боролся с одурманивающим туманом. Потом поднял голову, но не отдался укрепляющему силы сну.
В его войске попадались христиане, что, если это они его околдовали, спрашивал себя он. Неужели сегодня ночью он попал в ловушку, расставленную христианами?
Эти люди уже давно перешептываются о том, что и князь Святослав в решающий час, перед тем как роковой стальной клинок отделил его голову от тела, взывал не к Тору, не к Перуну, а к их Богу, христианскому.
Владимир был растерян. Почему великий князь Святослав Игоревич не перешел в христианство, если это, по словам сегодняшнего ночного гостя, может принести столько добра русскому народу? Он остался с богами своих отцов. Но они под конец его предали. Правда ли, что перед смертью он обратился к христианскому Богу?
