Тоби мгновенно вдавил педаль газа, и машина рванула вперед.
– Нужно успеть раньше него! – крикнул он. – Если заложим заряды, хотя бы выбросим ящик из «ройса»…
Мы с Верити в ужасе переглянулись: это было полнейшее безумие. Лучше уж выскочить из машины и спрятаться в канаве, чем лететь навстречу врагу! Но нас никто не спрашивал – за рулем был Тоби. Оглянувшись, мы увидели, что и Джефф следует за нами на той же скорости.
Мы помчались вниз по холму, и впереди я уже видела дамбу – двухлетнюю насыпь, поросшую красной марсианской травой. Вода за дамбой, заливавшая долину слева от нас, тоже была покрыта красной и зеленой растительностью – марсианская и земная природа смешались здесь воедино. Я не увидела там марсиан – и потеряла из виду того, кто нас заметил.
Зато он нас не потерял.
Мне показалось, что я услышала треск, как от электрических искр, и ощутила запах электричества – возможно, так пахла плазма, в которую превращался воздух, пронзенный тепловым лучом. Луч пронесся совсем рядом, но все же мимо. Дальность выстрела теплового луча измеряется милями, но прицелиться было делом техники, и даже марсиане иногда промахивались.
Удар пришелся на дорогу позади нас. Я оглянулась и увидела свежую воронку, обломки камня и асфальта, еще не успевшие осыпаться на землю, и «роллс-ройс» с Джеффом и ящиком динамита, который вот-вот должен был въехать в эту воронку.
– Держись! – закричала Верити и пригнулась, закрыв голову руками.
Позже мы разобрались, что произошло.
Верити с самого начала подозревала об опасности, однако так и не смогла донести свои опасения до Мариотта. Чувство вины мучило ее, но зря: Мариотт все равно бы к ней не прислушался.
Динамит – вещество нестабильное. Он на три четверти состоит из нитроглицерина. Со временем динамит начинает «потеть» – нитроглицерин протекает и собирается на дне контейнера. Потому-то Верити и спросила Мариотта, переворачивает ли он ящики, – опытный человек делал бы это регулярно. Хуже того, нитроглицерин может кристаллизироваться снаружи шашек, из-за чего конструкция становится еще чувствительнее к движению и ударам. Большинство производителей сказали бы, что динамит при соблюдении всех должных условий можно хранить не больше года. Ящикам, которые Верити нашла в подвале, было не меньше двух лет, и условия, в которых они хранились, никак нельзя было назвать подходящими.
Позднее она сказала, что если бы Мариотт и его подручные даже до операции с дамбой просто уронили ящик в подвале…
Я смотрела, как «роллс-ройс» съезжает в кратер.
Взрыв подбросил нашу машину в воздух, словно игрушечную. Даже в тот миг, когда моя собственная жизнь висела на волоске, меня охватил страх за нашего водителя Тоби. Но позднее мы поняли, что, скорее всего, он мгновенно умер в искореженном автомобиле.
А нас с Верити вышвырнуло через открытую крышу и понесло прочь вместе с обломками машины. И мы обе, к огромной удаче, рухнули в воду.
Я с силой ударилась о ее поверхность, однако мое падение смягчили подводные растения. Некоторые были желто-зелеными, земных цветов, но большая часть – красными, уродливого марсианского оттенка. Поначалу я даже не пыталась шевелиться. Потрясенная, я почти с радостью ощутила под собой мягкие листья и тугие стебли. Казалось, будто меня подхватила чья-то огромная ладонь. Странно, но уколов шипов, которые я до того приметила на марсианских растениях, я не чувствовала – поначалу.
Я видела над собой поверхность воды и дрожащий солнечный круг – а потом заметила тонкий силуэт марсианина. Он смотрел на меня спокойно и бесстрастно, как биолог на головастика, извивающегося в пруду. Я попыталась вдохнуть – кажется, взрыв выбил у меня из легких весь воздух – и вода, словно холодный суп, полилась в горло. Меня охватил ужас, и я наконец начала барахтаться. Но шипы цеплялись за одежду и царапали тело. Они впились в меня и не отпускали. Это были не просто растения – это были смертоносные разумные существа. И я была беспомощна перед ними.
Моя грудь сжалась, но при попытке выдохнуть воду я наглоталась еще сильнее. Я старалась вырваться из цепкой хватки красных растений, но, будто в кошмаре, чем яростнее я сопротивлялась, тем крепче они меня держали.
Я сдалась. Понимая, что там и умру, и точно зная это, я попыталась принять свою участь. Помню, что не молилась, что на меня, вопреки расхожему поверью, не нахлынули воспоминания и сожаления. Я просто замерла и надеялась, что мне удастся избежать долгих страданий.
А потом я увидела перед собой его.
Он походил на человека, пусть даже его тело покрывали гладкие волосы, на руках, которые он тянул ко мне, между пальцами были перепонки, а из прорезей на горле выходили пузырьки воздуха. Неужели это были жабры? Его пах и грудь были покрыты волосами, но каким-то образом я поняла, что он мужского пола.
Он спустился ко мне, стоя в воде в полный рост, держась на плаву с помощью легких движений пальцев и перепончатых ног. Кажется, я заметила у него на груди крест, сверкнувший золотом. Распятие? Он взял мое лицо в ладони, и я почувствовала холод его пальцев.
А затем он поцеловал меня. Я ощутила, как его губы – тоже холодные – касаются моих, и воздух, густой и горячий, проникает мне в рот. Я закашлялась, выплевывая воду в рот незнакомцу, но он прижал свои губы вплотную к моим и не отводил их, пока я сотрясалась и заходилась кашлем. Его сильные руки тем временем освобождали меня от враждебных растений – стебель за стеблем, шип за шипом.
Внезапно я оказалась на свободе. Он схватил меня под мышки, всего раз толкнулся ногами, и мы устремились к поверхности, все так же соприкасаясь губами. В следующий миг я потеряла сознание.
24. Пробуждение
Я выплыла из забытья подобно тому, как ранее поднялась к свету из мрачных глубин. Мир вокруг стал обретать очертания и оказался вполне знакомым и привычным.
Я лежала в кровати в обычной комнате с окнами и дверью и слышала, как дождь барабанит по крыше. Вдалеке раздавались раскаты грома – не рокот оружия, не грохот взрывов, которыми обычно сопровождалось наступление марсиан. Просто шум грозы.
Но я погрузилась обратно в сон, блаженный сон, который позволял мне ни о чем не думать.
Когда я снова проснулась, вокруг было светлее, но свет стал мягче. Дождь все барабанил, однако грома больше не было слышно – гроза закончилась. Теперь я осознала, что лежу в чьей-то чужой ночной сорочке, едва ли не полностью состоящей из рюшей и оборок, а постельное белье отдает затхлостью.
Я повернулась на бок и увидела возле окна знакомую фигуру.
– Верити?
Она с улыбкой обернулась ко мне.
– Проснулась. Ты спала неспокойно, бормотала что-то. Звала кого-то по имени Бен. Я не хотела тебя будить. Нет, не вставай, не надо.
Верити подошла ко мне, и я увидела, что одна рука у нее висит на кое-как сделанной перевязи. Аптечка, которую Верити носила на поясе, теперь лежала раскрытой на столе среди пыльного хлама: там были часы, судя по виду, сломавшиеся еще веке в девятнадцатом, уродливая церковная утварь, выцветшие фотографии в серебряных рамках.
