Зато к деталям он был крайне внимателен. Записывая воспоминания той ночи, он отметил, что ближе к полуночи оркестр заиграл «Шейха Аравии».
Гарри без устали прокладывал себе путь через толпу танцевального зала Бигелоу, не обращая никакого внимания на богатый узор обоев, японские панели на стенах и парижские люстры, украшавшие эту прекрасно освещенную комнату. Он прошел сквозь широкое французское окно и присоединился к людям, толпившимся на веранде под открытым небом. Гарри помнил даже, что за выпивку держал в руке – виски с содовой, уже не первый бокал за вечер. Он вообще запомнил очень много деталей той ночи.
Выйдя на веранду, он огляделся. Сам особняк Бигелоу походил на какое-нибудь крыло Версальского дворца, перенесенное через Атлантику на Лонг-Айленд, и сад не уступал ему в роскоши. Лужайки, засаженные цветущей сиренью, сливой и боярышником, освещались разноцветными гирляндами. В центре сада находился бассейн – круг голубого света, в котором, как дельфины, плавали девушки – почти все в пристойных купальных костюмах, те, впрочем, позже неминуемо уступили бы место более фривольным нарядам, – так было всегда. А дальше виднелась пристань с парочкой маленьких яхт, темные воды Саунд-бич и – расплывающиеся в тумане огни Манхэттена на горизонте.
Люди двигались как красавцы-призраки с бокалами в руках. Женщины – в дорогих шифоновых одеяниях, увешанные драгоценностями, мужчины – в костюмах и лакированных ботинках, как у Гарри, или – это, наверное, были местные с Лонг-Айленда – в белых фланелевых одеждах и теннисных туфлях. Главным цветом в тот год – или месяц, или неделю – явно считался пурпурный, а у каждой женщины волосы были уложены в идеальное каре. Гости Бигелоу походили друг на друга как две капли воды, пока глаз не начинал различать тонкие, тщательно подобранные детали. Так рука об руку идут мода и деньги – большие деньги, очень большие.
Поглощенный созерцанием собравшихся гостей, Гарри упустил главное событие вечера. Вскоре он заметил, что многие из этих нарядных людей смотрят вверх. Только тогда он и сам перевел взгляд на небо. Май был на исходе, и ночь стояла ясная, теплая – лишь чуть-чуть тянуло прохладой. Огни вечеринки сияли так ярко, что не было видно ни одной звезды.
Но Гарри увидел, как на востоке небо перечеркивали яркие полосы. Они вспыхивали и гасли одна за другой.
Гарри был сельским мальчишкой из Айовы; ему случалось наблюдать метеоритный дождь, и эти вспышки напоминали его. Но все они были параллельны друг другу и сосредоточены в одном месте – так что их явно кто-то направлял. И он еще никогда не видел метеоров, которые светились бы зеленым.
Конечно, он знал, что это значит. Не особенно заботящиеся о своей репутации газеты, в числе которых были и те, куда он сам пописывал, предсказывали это. Гарри никогда не бывал в Англии, никогда не видел вблизи марсиан или их механизмов, кроме как на фото и в кадрах кинохроники. Он успел наклепать несколько сенсационных статеек про марсианскую угрозу, но одно дело – фантазировать о чудищах с Красной планеты, а другое – понимать, что фантазии стали реальностью.
Многочисленные часы в доме на разные голоса пробили полночь.
Вскоре после этого Гарри услышал звук, похожий на раскаты грома, и ему показалось, что на востоке он увидел вспышки – отблески колоссальных взрывов.
Он стоял в стороне от всех, в тени.
У собравшихся в особняке людей то, что случилось, вызвало необычайное оживление. Они кричали, визжали и улюлюкали; некоторые ни с того ни с сего бросились танцевать. Были и те, кто зааплодировал. Поразительное легкомыслие, подумал Гарри, который, как всегда, отчаянно пытался найти нужное слово, как белка – пропавший орех. Шум и блеск вечеринки вкупе с переизбытком химических стимуляторов наложились на космический ужас, и сочетание получилось изысканным и манящим, как шербет в бокале с шампанским.
Знакомая девушка схватила Гарри за руку.
– Гарри, потанцуй со мной! Подумать только – вечеринка по поводу конца света! Говорят, тут и Гуггенхайм, и Эдди Кантор, и Джек Демпси…
– И Вудхауз тоже.
– Кто-кто? Гарри, ну пойдем же танцевать! Что с тобой?
Он улыбнулся, покачал головой, мягко высвободил руку, и девушка, кружась, унеслась прочь.
Гарри покинул ярко освещенный сад и направился вниз, к пристани. Он слышал, как ревут моторы, – охотники до впечатлений мчались к месту посадки марсиан в погоне за свежей сенсацией. И вспомнил, как Уолтер описывал падение самого первого цилиндра в Хорселле: там тоже собралась туча зевак посмотреть на диковину.
Он спустился к пристани. У воды он заметил мужчину и женщину, на редкость спокойных по сравнению с остальными: они стояли под навесом, смотрели на небо и спокойно курили. Некоторое время Гарри наблюдал за ними – двумя силуэтами в клубах дыма. Он почувствовал, что перед ним не парочка и что эти двое не будут возражать против его общества. (Хотя Гарри не мог похвастаться ловким обращением со словами, эмоции он улавливал отлично.) Так или иначе, он подошел к ним без тени смущения.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Они обернулись. Женщина сдержанно улыбнулась; мужчина слегка пожал плечами, и показалось, что это движение было для него болезненным. Он был в форме, и Гарри подумал, что, возможно, перед ним какой-нибудь ветеран.
Отдавая дань вежливости, он предложил им сигареты.
– Интересная выдалась ночка!
– Спасибо марсианам, – сказал мужчина. – Они явились как раз вовремя, если верить выкладкам астрономов, – хотя военные специалисты полагали, будто высадка произойдет в другом месте.
Гарри протянул руку:
– Меня, к слову, зовут Гарри Кейн. Пишу для газет.
На мужчину, кажется, это не произвело никакого впечатления, однако протянутую руку он пожал. Рукопожатие было крепкое, но Гарри заметил, как мужчина скривился, шевельнув плечом. На вид ему было лет сорок, он был смуглый, крепко сбитый и носил форму младшего офицера.
– Билл Вудворд. Капитан, если по нашивкам не видно.
Гарри проглотил это, решив сохранять вежливость.
– В отставке?
– Не совсем. В отпуске по болезни, – он постучал по плечу. – Поймал пулю на Филиппинах полгода назад. Все бы ничего, только я уверен, что пуля была немецкая. Восстановление идет неплохо. Армия великодушно платит по счетам, хотя дом неподалеку, который я арендую, не чета этому особняку. Семьи у меня нет, и суетиться вокруг меня некому, как я только что рассказал мисс Рафферти.
Говор выдавал в нем южанина.
Женщина тем временем внимательно изучала Гарри. Она протянула руку и представилась как Мэриголд Рафферти. Ей было лет тридцать, и говорила она с бостонским акцентом, насколько Гарри мог судить. На ней был костюм для верховой езды: ботинки, длинная юбка, подходящий жакет. Однажды Гарри сказал мне, что на фоне разряженных прожигательниц жизни она выглядела довольно блекло и казалась куда более взрослой.
