– Что случилось?
– Марсиане… Я настроился на KDZF.
Он был заядлым радиолюбителем, и Чери знала, что это была его любимая станция – и одна из наиболее заслуживающих доверия, поскольку ею владел Автомобильный клуб Южной Калифорнии.
– И еще перехватил переговоры нескольких полицейских отрядов.
– И что же делают марсиане?
– Они разрушили акведук. Река Оуэнс… Как только они выбрались из своей ямы, то немедленно послали туда отряд.
Чери, конечно, знала об акведуке – широком канале, по длине сопоставимом с расстоянием от Вашингтона до Нью-Йорка, который доставлял в Лос-Анджелес воду. И теперь этот великолепный образец гражданской архитектуры был разрушен – вот так запросто.
– Значит, они хорошо подготовились, – задумчиво произнесла Чери. – Перерезали главную артерию. И где они сейчас?
Гомер вслушался в передачу, и его глаза округлились. Он снял наушники, встал, огляделся вокруг и ткнул пальцем на восток:
– Вон там.
И в этот момент боевые машины марсиан как ни в чем не бывало прошагали по холмам прямо позади них.
– Господи, – произнес Гомер.
– Помоги мне.
– Что?
– Помоги развернуть камеру. Подавай пленку. Скорее, Гомер, черт побери! Мы же залезли сюда именно за этим!
Нажимая на рычаг, она смотрела сквозь объектив на уменьшенные копии марсиан. Она увидела пять, шесть, семь машин, рассыпавшихся по холмам. Чери снимала то панорамно, то крупным планом, пытаясь ухватить самую суть их движения. Сейчас издалека они казались ей не столько машинами, сколько грациозными животными: высокие и длинноногие, наподобие жирафов, они расхаживали по склонам в поисках лучшей позиции.
Пять лет назад, в своем родном городе Мэдисоне, штат Висконсин, она постоянно пересматривала фильм Гриффита «Марсианское лето», выпущенный в честь десятилетней годовщины Первой английской войны. Этот фильм с Чарли Чаплином – в фирменном образе обаятельного артиллериста-кокни – и Мэри Пикфорд, игравшей спасенную им девушку, в которую он позже влюбился, был одной из главных причин, по которым Чери вообще решила отправиться в Голливуд. Теперь же у нее было чувство, что снятые Гриффитом сцены с высокими и шаткими боевыми машинами, поверженными отважными британскими войсками под началом еще более отважных американских добровольцев, не очень-то близки к реальности.
Со стороны залива раздался грохот, заставив ее подпрыгнуть. Она потеряла фокус, и камера зашаталась.
Гомер схватил Чери за плечо и закричал:
– Смотри! С кораблей стреляют пушки!
Чери увидела клубы дыма у бортов тех самых серых силуэтов. Снарядов она разглядеть не могла, но вскоре увидела на холмах, где обосновались марсиане, взметнувшиеся фонтаны земли и услышала звуки взрывов. Пушки выстрелили еще раз и еще. Война началась. Чери спешно повернула камеру.
Гомер сжал кулаки:
– Да! Размажьте этих дьяволов! Видишь, сперва был небольшой недолет, потом перелет – это они окаймляют огнем, а следующими залпами…
Но марсиане закреплялись на своих позициях, и Чери увидела, как они поднимают свои ужасные механизмы, которые с виду так сильно напоминали кинокамеры, но на самом деле были чем-то совершенно иным. Некоторые, казалось, стреляли по снарядам, которые выпускали с кораблей, и те просто взрывались в воздухе, не причиняя марсианам ни малейшего вреда. Другие машины спускались по склонам, совершенно не обращая внимания на снаряды, которые продолжали врезаться в землю вокруг них.
– Я думаю… – начала Чери.
Гомер вдруг охнул:
– Снимай панораму, ради всего святого. Снимай! Город! Взгляни на город!
Она повернулась, продолжая вращать ручку.
И увидела, что наступающие марсиане поливают огнем Лос-Анджелес. Тепловые лучи, ровными линиями прорезавшие воздух, были невидимыми – объективу ее простенькой камеры они совершенно точно были недоступны, да и вообще их вряд ли удалось бы запечатлеть на пленку, – но не заметить их эффект было сложно. Город, который только что мирно спал в утреннем свете, теперь был охвачен пламенем, и в воздух вздымались столбы дыма. Через несколько минут Чери показалось, что она слышит звон пожарных колоколов и отдаленные крики. Она машинально уменьшила масштаб, чтобы захватить панораму.
– Боже, – сказал Гомер. – Это как Фриско после землетрясения. И где эта чертова армия?
– Примерно там же, где и чертов флот?
Чери указала на воду: одно из серых судов накренилось и горело.
– Боже, боже… Какая дальнобойность у этих тепловых лучей?
– Англичане утверждали, что по меньшей мере несколько миль. Гомер, ты думал, мы с тобой снимем, как марсиане маршируют к центру города, а Национальная гвардия героически сопротивляется? Но в этом же нет никакого смысла. Они могут так и оставаться на холмах и перестрелять всех прямо отсюда.
Грянул еще один колоссальный взрыв – на сей раз не похожий на раскат грома: казалось, будто какой-то исполин в гневе топнул ногой. Чери показалось, что земля под ней дрогнула.
Гомер в возбуждении указал на север. Там поднимались клубы черного дыма.
– Ты только посмотри! Они атаковали нефтеочистительные заводы!
Чери снова сняла панораму и затем приблизила кадр.
– Сперва акведук, теперь нефть.
– Это все летательные машины, которые производили разведку с английской территории, – сказал Гомер. – Они облетели весь мир и все изучили. Знают, куда бить.
– Да, – сказала Чери. – Город погибнет от жажды, потому что нет воды, а потом мы потеряем возможность сопротивляться, потому что не будет топлива.
Она огляделась и добавила:
– Они снова движутся.
Огромные машины шагали сквозь редевший туман, уверенно спускаясь вниз по склону, и теперь их невидимые тепловые лучи ударили по близлежащим пригородам у подножия холмов. Когда тепловой луч пронесся над Пасаденой, Чери зафиксировала камеру, снимая, как загораются зеленые лужайки, а дома разлетаются на куски, словно дешевые декорации.
– Надо убираться отсюда, – сказал Гомер.
– Я буду делать то, за чем мы пришли. Снимать, пока пленка не кончится.
Он потянул ее за рукав:
– Чери…
– Подай пленку или оставь меня в покое.
Он мгновение поколебался и нагнулся за новой коробкой.
А тем временем в Англии я сама шла в бой.
7. «Боудикка»
«Боудикка», лэндшип Его Величества, вблизи поражала своим масштабом. Но проектировали ее, должно быть, совершенные безумцы.
Такое впечатление сложилось, когда я впервые смогла рассмотреть ее в лучах утреннего солнца, пока мы спешили наружу вместе с Эриком Иденом, – командир судна оказался последним, кто взошел на борт, поскольку был отвлечен моими рассуждениями о межпланетных способах связи. С лэндшипа сняли маскировочную ткань – правда, его корпус тоже был покрыт белыми, черными и зелеными пятнами, – и теперь его форму можно было без труда рассмотреть. Представьте себе широкий приземистый корпус, возвышающуюся над ним башню и тяжелые пушечные турели – две на носу и одну на корме. Здесь, как и на флоте, на каждой турели было по паре четырехдюймовых пушек на управляемых платформах. А теперь мысленно водрузите это на огромный каркас с тремя необъятными колесами – два спереди, одно позади. Да, именно необъятными: каждое колесо было не менее сорока футов в диаметре, а высотой примерно с шесть человек, если бы те встали друг другу на плечи; колеса такого размера были бы уместны в цирке или в парке аттракционов. Сверху на них были массивные шины с рифлеными протекторами.
