Михаил Васильевич постепенно приходил в себя, возвращался интерес к политике: «Всех поглощает война, и на ней сконцентрировано всеобщее внимание. Правительство укрепляет свои позиции и становится откровенно реакционным. Я и сам не прочь, чтобы «немцу» привинтили хвост, но до активности не дохожу. Не надо забывать, что у нас ведь есть и свои особые задачи».
В другом письме продолжил свои размышления: «Вы спрашиваете, каков мой личный взгляд на войну и отношение к ней социалистов. Принципиально я, конечно, против войны, но я не могу сказать, что всегда и везде целиком стоял бы за осуществление этого принципа. В общем я смотрю на положение дел довольно оптимистично. Воинственный задор скоро схлынет, выплывут на сцену все старые, больные вопросы нашей жизни, ибо война их только обострит, и снова закипит работа. Но каких-либо скорых перемен в ближайшем будущем я не ожидаю. Мне думается, что мы вступаем в период длительного внутреннего затишья».
Ссылку Фрунзе отбывал вместе с эсерами: «Живу компанией, и представьте себе всё с социалистами-революционерами. Нас семеро, и лишь я один социал-демократ».
Среди ссыльных был известный эсер Флориан Флорианович Федорович. После революции он останется в Сибири и сыграет ключевую роль в создании Политического центра, состоявшего из эсеров и меньшевиков, который возьмет власть в Иркутске после свержения адмирала Колчака.
В 1922 году Федоровича посадят на скамью подсудимых — на процессе эсеров, инспирированном чекистами, методично уничтожавшими партию социалистов-революционеров. Весь процесс построят на разоблачительных показаниях двух видных эсеров — Григория Ивановича Семенова, руководившего центральным боевым отрядом при ЦК партии социалистов-революционеров, и входившей в этот отряд Лидии Васильевны Коноплевой. Теперь раскрыты документы, из которых следует, что они оба были секретными агентами ГПУ (так стала называться ВЧК) и играли роль провокаторов.
Во время процесса Фрунзе пришлет к старому товарищу своего адъютанта — передать, что хотел бы повидаться. Принципиальный Флориан Федорович ответит, что должен спросить мнение однопартийцев. И откажется от встречи: искать заступничества у высокопоставленного товарища для него невозможно. После смерти Фрунзе он пожалеет, что упустил последнюю возможность повидаться…
Но мы забежали вперед.
В те годы Михаил Васильевич, как и многие другие социалисты, отошел от практической революционной деятельности. Недавние большевики занялись устройством личной жизни, они обзаводились семьями и находили работу. За этим стояло разочарование — первая русская революция закончилась неудачей. И мало кто верил, что очень скоро грянет вторая. Пользуясь этими настроениями, всего за несколько лет царским спецслужбам удалось подавить подполье.
Главным орудием полиции стала осведомительная агентура. В этой армии добровольных доносчиков были случайные заявители, «штучники», были постоянные осведомители (большей частью дворники или горничные) и, наконец, «секретные сотрудники» — платные агенты полиции из числа самих революционеров. Фрунзе и его соратники пытались вычислить провокаторов.
«Когда задержанному грозила высылка в места не столь отдаленные, — вспоминал Александр Мартынов, сделавший большую карьеру в полиции, — являлась возможность склонить того или иного не особенно устойчивого марксиста — эсдека или эсера — к оказанию услуг правительству. Над такими покладистыми революционерами мы шутили словами Франца Мора из «Разбойников» Шиллера: «Бедняга не родился быть мучеником за веру!».
Разные причины толкают человека к согласию доносить на бывших товарищей. Страх наказания — обыкновенно лишь одна из них. Другие: страсть к деньгам, тайная жажда власти, стремление повелевать окружающими и быть приближенными к сильным мира сего.
«Некоторых пугала тяжесть наказания, — писал генерал Александр Герасимов, — других соблазняли деньги, третьих на этот путь толкали личные антипатии против тех или иных революционеров… Особенно ценными были люди, которые искренне разочаровались в революционном движении».
К Фрунзе сексотов не подсылали, потому что он был социал-демократом. А самой опасной царская власть по-прежнему считала партию социалистов-революционеров, делавшую ставку на террор. Причем боевая организация партии действовала автономно — во имя конспирации. Но это социалистов-революционеров не спасло. После Григория Гершуни террористов возглавил Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф, член ЦК партии эсеров и самый, пожалуй, крупный агент охранного отделения.
Потом, когда Азеф был разоблачен, многие революционеры, в том числе Фрунзе, пытались понять: как тому удалось обвести вокруг пальца опытных эсеров? Лев Троцкий писал в «Киевской мысли» об Азефе, размышляя, как же мог идеалист Гершуни довериться провокатору: «Плут всегда импонирует романтику. Романтик влюбляется в мелочный и пошлый практицизм плута, наделяя его прочими качествами от собственных избытков. Потому он и романтик, что создает для себя обстановку из воображаемых обстоятельств и воображаемых людей — по образу и подобию своему».
Азеф сам предложил свои услуги жандармскому управлению.
«Азеф, — считал Герасимов, — был наблюдательный человек и хороший знаток людей. Меня каждый раз поражало и богатство его памяти, и умение понимать мотивы поведения самых разнокалиберных людей, и вообще способность быстро ориентироваться в самых сложных и запутанных обстановках».
Обычно осведомителю не удавалось продержаться больше двух лет — его разоблачали. Азеф проработал на полицию 16 лет. При этом он был далеко не единственным, кто снабжал полицию информацией о планах революционеров.
«Окончившая Смольный институт Зинаида Федоровна Жученко по своим убеждениям была далека от революционных стремлений и согласилась пойти в секретную агентуру от любви к таинственности, риску, а отчасти авантюризму, — вспоминал Заварзин. — Жученко была полезнейшею сотрудницей Московского охранного отделения. На ней базировалась работа этого учреждения много лет, пока наконец она не была разоблачена».
Один из эмигрантов наблюдал ее в эмигрантской среде в Германии: «Жученко все любили за тихий нрав и преданность делу. Спокойный голос и разумные советы этой скромно одетой и гладко причесанной худощавой женщины с маленькими, желто-карими и слегка как будто косившими глазами часто улаживали семейно-партийные споры по устройству вечеров».
Окружающие ее сильно недооценивали. Она обожала музыку и оперу. Целью ее жизни было воспитать и поставить на ноги сына. Охранное отделение оказалось в трудной ситуации, когда эсеры поручили Жученко руководить убийством минского губернатора Павла Григорьевича Курлова (со временем он станет заместителем министра внутренних дел). Арестовать всю боевую группу — провалить агента. Но и позволить убить губернатора невозможно. Нашли такой выход. Жученко тайно привезла взрывное устройство в Московское охранное отделение, где его обезвредили, после чего она отдала бомбу исполнителю. В губернатора полетело совершенно безвредное устройство…
Еще одним крупным осведомителем среди эсеров был Николай Юрьевич Татаров, но он через год прокололся.
