Против ратификации договора с немцами был и Фрунзе. Но при голосовании на чрезвычайном IV съезде Советов воздержался, не посмев выступить против Ленина. А левые эсеры проголосовали против ратификации мирного договора. Наркомы от партии левых эсеров вышли из правительства. Левые эсеры провели свой съезд и потребовали расторжения Брестского договора, считая, что он душит мировую революцию. А в июле подняли в Москве восстание.
В Ярославле же от имени штаба Перхурова полковник Карл Янович Гоппер (в царской армии командир 1-й латвийской стрелковой бригады) информировал население:
«Ввиду множества разноречивых и нередко злонамеренно распространяемых слухов о текущих событиях, в целях действительного осведомления граждан гор. Ярославля мною будут выпускаться извещения об истинном положении всего происходящего.
Радиотелеграфом получено сообщение, что Московский Кремль, в котором засели большевики, окружен восставшими. Вокзалы находятся в руках восставших против советской власти. Германский посол Мирбах убит разорвавшейся бомбой. Получены сведения, что всё Поволжье восстало против советской власти…»
Но это были слухи. Неумелое восстание левых эсеров в Москве быстро подавили.
Девятого июля полковник Перхуров объявил мобилизацию в свою армию мужчин в возрасте от 18 до 39 лет. Положил оклады: командиру полка — 600 рублей, обученному бойцу — 300 рублей, необученному — 275. Семейным добавил еще по 100 рублей. В извещении полковник Перхуров приписал: «Чем добросовестнее будет выполнять каждый свои обязанности, тем скорее всё наладится».
В Добровольческую армию записались шесть тысяч ярославцев. Новую власть поддержали духовенство, городская интеллигенция, крестьянство. Несколько дней казалось, что всё удалось, верили, что придут союзники, что восстанут соседи и большевистская власть падет. На самом деле борьба только начиналась.
В Москве долго не могли поверить, что в Ярославле восстание. Главный комиссар охраны Северных железных дорог Я. Т. Руцкий понял, что нужно доложить самому председателю Реввоенсовета Республики и наркому по военным и морским делам Льву Давидовичу Троцкому. Руцкому сказали, что наркома можно будет найти на вечернем заседании съезда Советов в Большом театре.
Троцкий сидел за столом президиума, что-то писал. Вокруг него собралась толпа. Руцкий увидел члена коллегии Наркомата по военным делам Михаила Сергеевича Кедрова, председателя Высшей военной инспекции Николая Ивановича Подвойского и чекиста Яна Карловича Берзина (будущего начальника военной разведки). Подошел к ним, показал телеграмму из Ярославля с просьбой о помощи. Кедров недоверчиво заметил:
— Я вчера только из Ярославля, там всё спокойно.
Кто-то из присутствующих сказал:
— Всё же нужно переговорить с товарищем Троцким.
Комиссар Руцкий добрался до Троцкого и передал ему телеграмму. Прочитав ее, наркомвоенмор произнес:
— Провокация…
В конце концов большевики решили попытаться подавить мятеж в Ярославле местными силами.
«Первые дни, — вспоминал председатель военно-революционного комитета Северных железных дорог Миронов, — мы пытались взять город ружейной атакой, но у белых было слишком много пулеметов, мы потерпели поражение. Поэтому мы перешли вскоре главным образом к артиллерийскому обстрелу города, и обстрел был беспрерывный, круглые сутки, за исключением глубокой ночи…»
Большевик Александр Громов в первый день восстания принял на себя обязанности коменданта станции Всполье: «Пошли в наступление. Цепи засыпаны были пулеметным огнем поставленных на чердаках пулеметов. Потери большие. Рядом с моим домом, где была квартира, в трактире, угол Сенной площади и Пошехонской улицы, был поставлен пулемет. Приказал сбить этот пулемет. Исполнили… Дом загорелся, загорелся и мой, то есть где была первая моя квартира. После выяснилось: жену перенесли в другой дом через дорогу… Родился сын… Горит и этот дом… Потолок валится… Акушерка бежит, оставляя жену и ребенка. Жена без памяти выползает. Сын, лежа на столе, горит…»
Александр Поляков командовал сводным батальоном, сформированным в Новгороде. Батальон в момент начала мятежа находился на станции Всполье:
«На платформах стояли двенадцать новеньких трехдюймовых орудий, было несколько вагонов снарядов. Орудия навели на центр города, где по указанию моей разведки находился штаб белых. Я приказал открыть огонь. Красноармейцы стрелять отказались, говоря, что там есть мирные граждане. Проверив наводку орудия, я сам выпустил четыре снаряда, после чего начали и красноармейцы обстреливать город».
«Канонаду, которая была в Ярославле, не всегда можно было услышать и на фронте в германскую войну, — вспоминал Перхуров. — Я сам артиллерист и знаю, что полевым снарядом нельзя зажечь здание без соломенной крыши. Здесь же горели здания каменные с железными крышами. Потом я узнал, что стреляли зажигательными снарядами…»
По своей жестокости артиллерийский обстрел города не знал себе равных. Красных командиров нисколько не останавливало то, что снаряды убивают мирных жителей. Перхуровский штаб обратился за помощью к горожанам: «Заведующий санитарной частью штаба Северной добровольческой армии призывает всех жителей оказывать помощь по уборке трупов, не допускать их до разложения и закапывать в ближайших церковных оградах; фамилии и адреса похороненных следует сообщать в санитарную часть штаба».
Стояла невыносимая жара. Водокачка была разбита, и в городе не хватало воды, поэтому населению запретили стирать белье и вообще использовать воду кроме как для питья.
Ярославская городская управа объявила: «Мстя за изгнание из города, большевики в жестоком безумии разрушения города не пощадили и городского водопровода, в котором снарядами разбили котел. Временно вода будет подаваться насосами в чаны у Некрасовского бульвара, против дома Огнянова, в фонтане на Казанском бульваре (в саду) и во Власьевском сквере — откуда население и может брать воду…»
Самые смелые пытались брать воду из реки, хотя все набережные находились под обстрелом. Некоторые из них не возвращались. На Семеновском спуске к Волге под аркой лежало несколько трупов офицеров в полной форме с георгиевскими крестами, рядом валялись пустые ведра. На другое утро офицеры были раздеты мародерами…
Тринадцатого июля санитарный отдел штаба Северной добровольческой армии обратился в Ярославскую городскую управу: «Просим Городскую Управу образовать собственными средствами братскую могилу при одной из сгоревших церквей в Кремле и других местах для погребения трупов, уже начавших разлагаться. Трупы находятся в саду при бывшем «Доме Народа» и кроме того в разных частях города, при церквах».
Командование Красной армии широко использовало авиацию.
Четырнадцатого июля военный летчик Кушлянский получил приказ: «Выяснить точное расположение наших частей и банд противника. Узнать расположение штаба белых в городе. Уничтожить его бомбами. Пролетая над городом, занятым белогвардейцами, разбрасывать приказы и воззвания».
