Сразу после его гибели политотдел фронта издал отдельной листовкой статью комиссара 25-й дивизии Дмитрия Фурманова, который писал: «Точную и подробную биографию покойного Василия Ивановича Чапаева я не знаю. Сообщу лишь те отрывочные сведения, которые запомнились мне из многих разговоров, что вели мы с ним во время бесконечных странствований на перекладных вдоль и поперек по Уральским степям.
Чапаев — сын артиста-цыгана и дочери Казанского губернатора, фамилию которого не помню. Когда девушка, губернаторская дочь, забеременела, цыган бросил ее и скрылся бесследно; губернатора в то время уже не было в живых. Девушка пришла с повинною к матери. Та после строгого выговора приняла ее обратно. При родах губернаторская дочка умерла. Ее матушка-губернаторша, не пожелав воспитывать «незаконного» внука, отдала его на воспитание брату своего кучера…
Чапаев рассказывал мне, что еще нетронутый и чистый, он попал в семью зараженных и развращенных людей, которые отравили его юношеские думы и сбили на узкую, торную дорогу… Восемнадцати лет взял шарманку, захватил с собой девушку — Дуню и отправился по белому свету. Этим делом он занимался несколько лет, вплоть до солдатчины. И до самой смерти из-под ружья так и не выходил».
Совершенно романная история (отец — артист, мать — губернаторская дочка), которую Чапаев под настроение рассказывал своему комиссару, как нельзя лучше свидетельствует о том, как этот человек мечтал избавиться от скуки повседневности, как ему хотелось жизни, полной приключений. Но она оказалась очень короткой.
Он рассорился с прежним командованием 4-й армии. Через голову начальства обратился непосредственно к Троцкому: «Доношу до вашего сведения — я выбился из сил, мне командарм 4-й не дает развития на фронте, без чего я жить не могу. Желаю воевать. Вы назначили меня начальником дивизии, но вместо дивизии дали растрепанную бригаду, в которой всего тысяча штыков.
Ко мне со всех сторон идут добровольцы, которые хотят умереть со мною вместе за советскую власть или очистить страну от бандитов. Но винтовок мне не дают, шинелей нет, люди раздеты. До сего времени нет еще ни одного автомобиля. Во всём мне задержка — хлеб и снаряды подвозить не на чем. Казаки в Уральске имеют бронированный автомобиль, который курсирует на моем участке. У меня такого не имеется».
В ноябре 1918 года Чапаева отправили учиться в Академию Генерального штаба. Но уже в январе он обратился в Реввоенсовет 4-й армии: «Прошу вас покорно отозвать меня в штаб 4-й армии на какую-нибудь должность — командиром или комиссаром в любой полк. Академия мне не приносит никакой пользы. Что преподают, я это прошел на практике. Вы знаете, что я нуждаюсь в общеобразовательном цензе, которого я здесь не получаю, и томиться понапрасну в стенах я не согласен. Это мне кажется тюрьмой, и я прошу покорно не морить меня в такой неволе.
Я хочу работать, а не лежать, и если вы меня не отзовете, я пойду к доктору, который меня освободит, и я буду лежать бесполезно… Так будьте любезны, выведите меня из этих каменных стен».
Василий Иванович не осилил учебу в академии, считают военные историки. Он и дня не ходил в школу, читать научился уже взрослым человеком. Как раз в октябре 1918 года Троцкий утвердил учебный план Академии Генерального штаба, в который входила 21 дисциплина, среди них философия войны, военная психология, государственное и международное право, социология, логика и методы научного познания.
Желание Чапаева было удовлетворено, он получил под командование отдельную бригаду. Отличился в боях. И 20 марта 1919 года был поставлен во главе новой 25-й дивизии, ставшей главной ударной силой войск Фрунзе. Летом 1919 года Чапаев защищал Уральск от казаков. Бои были невероятно ожесточенные.
Налет белых на станицу Лбищенск, где находился штаб 25-й дивизии, 5 сентября 1919 года привел к гибели ее командира Чапаева. Фрунзе издал по этому случаю приказ: «Я ожидаю от всех войск 4-й армии строгого и неуклонного выполнения их революционного долга. Ожидаю, что их мощный, сокрушительный удар разобьет все надежды врага и отомстит за гибель своих вождей. Теснее смыкайте ряды, товарищи, крепче сжимайте винтовки в руках и смело вперед на полуиздыхающего, но всё еще дерзко сопротивляющегося врага».
События под Лбищенском начальник штаба группы войск Федор Новицкий назвал катастрофой, перечеркнувшей успехи 4-й армии.
«Состояние наших войск ослабло, — вспоминал Новицкий, — с одной стороны, начались массовые тифозные заболевания, с другой — стал ощущаться резкий недостаток в боеприпасах. И надо признать, что из всех наших противников уральское казачество являлось самым упорным, самым энергичным, предприимчивым и инициативным».
Переброска подкреплений помогла изменить ситуацию на поле боя.
Военное счастье покинуло колчаковцев.
Ханжин, отступая, сдал Уфу. 6 ноября 1919 года его заменил генерал-лейтенант Константин Вячеславович Сахаров, которого в училище именовали «бетонной головой». Сначала он служил генералом для поручений при штабе Верховного правителя, в мае получил назначение начальником штаба Западной армии. Командармом он пробыл какой-нибудь месяц, потому что остановить наступление красных не мог.
Непосредственное руководство действиями войск Фрунзе (как и всеми операциями Красной армии) осуществлял выбранный Троцким на пост главнокомандующего бывший полковник Иоаким Иоакимович Вацетис. Он окончил Академию Генерального штаба, в 1917 году командовал 5-м Земгальским латышским полком, вместе с которым перешел на сторону революции. Весной 1918 года он сформировал Латышскую советскую стрелковую дивизию, которая охраняла Кремль и подавила мятеж левых эсеров. С тех пор Вацетис пользовался у большевиков особым доверием.
В июле 1918 года Вацетис был назначен командующим Восточным фронтом, а в сентябре — Главнокомандующим вооруженными силами республики.
Но Вацетиса не любили в ВЧК, что погубило его военную карьеру. Он держался независимо и не скрывал своих взглядов. 18 апреля 1919 года главком в подробном докладе Ленину вступился за высокообразованных офицеров, которые тащили на себе всю штабную работу, трудились «в высшей степени добросовестно, честно и с гораздо большей затратой энергии, чем это делалось и требовалось условиями службы старой императорской армии». Вацетис писал об оскорбительном недоверии к бывшим офицерам, которые по своей воле пошли служить советской власти, жаловался на несправедливое отношение к ним со стороны комиссаров и чекистов.
В ответ Особый отдел ВЧК арестовал бывшего офицера, состоявшего при Вацетисе, и сообщил Дзержинскому, что в Полевом штабе Реввоенсовета созрел белогвардейский заговор. Феликс Эдмундович доложил Ленину, тот подписал приказ об освобождении Вацетиса от должности главкома.
Полевой штаб РВС существовал с 22 октября 1918 года и руководил всеми боевыми операциями. Вместе с Вацетисом был арестован начальник штаба Федор Васильевич Костяев и еще несколько ключевых штабистов. Эти аресты были проведены летом 1919 года, когда положение на фронтах было отчаянное.
Обвинения против Вацетиса, как и следовало ожидать, оказались липовыми. Освободили и остальных офицеров, дела прекратили за отсутствием состава преступления. Но на свой пост Вацетис уже не вернулся.
