В небольшой чистенькой комнате — палате на втором этаже, куда меня поместили, не было ничего примечательного: простая металлическая кровать, два или три венских стула, тумбочка и простой стол, вот, пожалуй, и вся обстановка. Поразили меня только, пожалуй, толстенные стены Потешного дворца…»
Сначала в Кремле установили два зубоврачебных кресла. Когда в 1918 году началась эпидемия сыпного тифа, нарком здравоохранения Николай Семашко и управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич утвердили «План организации санитарного надзора Кремля». Сразу после смерти Ленина, буквально через неделю, 31 января 1924 года на пленуме ЦК Ворошилов сделал доклад «О здоровье партверхушки». После этого началось создание особой, разветвленной системы медицинского обслуживания высшей номенклатуры. Но к моменту операции Фрунзе Кремлевская больница пребывала еще в зачаточном состоянии.
Гронского врачи тоже предупредили, что его, может быть, придется оперировать.
— Ну что же, — сказал Фрунзе, — если понадобится операция, то поедем в Боткинскую больницу вместе.
— Почему в Боткинскую? — поинтересовался Гронский.
— Хирургического отделения в Кремлевской больнице нет, поэтому хирургических больных и отправляют туда.
— А почему вас, Михаил Васильевич, отправляют туда? Требуется операция? Что-нибудь серьезное?
— Врачи находят что-то не в порядке с желудком. То ли язва, то ли что-то другое. Одним словом, требуется операция…
Через день Гронский вновь встретил Фрунзе.
«Он стоял у гардероба, расположенного рядом с лестницей. Он был в тяжелом состоянии. Лицо приобрело необычный темный цвет. Михаил Васильевич получал одежду. Поздоровавшись, я спросил: уж не в Боткинскую ли больницу он собирается?
— Вы угадали. Еду туда. Когда вы приедете, известите. Продолжим наши беседы.
М. В. Фрунзе был, как всегда, спокоен. Говорил ровно. Только на лице не было обычной приветливой улыбки. Оно было сосредоточенно-серьезным. Мы крепко пожали друг другу руки. Я пошел на консилиум и не подозревал, что больше уже никогда не увижу этого обаятельного человека… О смерти Фрунзе я узнал от профессора Розанова, который должен был оперировать и меня. К счастью, мне операция не потребовалась».
Накануне операции Михаил Васильевич написал последнее письмо жене в Ялту: «Ну вот, наконец, подошел и конец моим испытаниям! Завтра утром я переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет и операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно, в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах.
Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать. Лично я этим решением удовлетворен. Пусть уж раз навсегда разглядят хорошенько, что там есть, и попытаются наметить настоящее лечение.
У меня самого всё чаще и чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет, ибо, в противном случае, как-то трудно объяснять факты моей быстрой поправки после отдыха и лечения. Ну, уж теперь недолго ждать…»
Он был очень огорчен тяжелым состоянием жены: «Твои письма получил. Читал их прямо с мукой. Что это, действительно, навалились на тебя все болезни! Их так много, что прямо не верится в возможность выздоровления. Ты даже и не ходишь. Никуда не годится, синьора дорогая.
Надо попробовать тебе серьезно взяться за лечение. Для этого надо прежде всего взять себя в руки. А то у нас всё как-то идет хуже и хуже. От твоих забот о детях выходит хуже тебе, а в конечном счете и им. Мне как-то пришлось услышать про нас такую фразу: «Семья Фрунзе какая-то трагическая… Все больны и на всех сыпятся все несчастья!..» И правда, мы представляем какой-то непрерывный, сплошной лазарет. Надо попытаться изменить это всё решительно. Я за это дело взялся. Надо сделать и тебе…»
Это письмо объясняет, почему Фрунзе сам хотел операции. Ему надоело числиться среди хворых и слабых. Он надеялся разом избавиться от своих недугов. Предсмертное письмо жена не успела получить. Быстрее пришла телеграмма о смерти Михаила Васильевича…
Тем не менее при всём своем мужестве Фрунзе, как и любой человек, конечно же, боялся операции. Жене Михаила Павловича Томского, члена политбюро и секретаря ВЦСПС, зашедшей его проведать, Фрунзе как-то скорбно сказал:
— Вот побрился и новую белую рубашку одел. Чувствую, Мария Ивановна, что на смерть иду, а умирать-то не хочется.
После его смерти эти слова покажутся предчувствием смерти. Но он вел себя так, как любой человек, ожидающий серьезной хирургической операции. Кто и когда с радостью ложился под нож хирургов?
Старого друга Иосифа Карловича Гамбурга, с которым отбывал ссылку в Сибири, Михаил Васильевич попросил, если умрет под ножом, похоронить его в Шуе. Лежа на больничной койке, Фрунзе будто бы говорил:
— Если что-то произойдет со мной, я прошу тебя пойти в ЦК и сказать о моем желании быть похороненным в Шуе. Мне думается, это будет иметь и политическое значение. Рабочие будут приходить на мою могилу и вспоминать о бурных днях 1905 года и Великой Октябрьской революции. Это поможет им в их большой работе в будущем…
Если бы Михаил Васильевич и в самом деле говорил нечто подобное, это свидетельствовало бы о настоящей мании величия. Но поскольку ни в чем таком Фрунзе замечен не был, то остается предположить, что его старый друг, назначенный в 1925 году помощником начальника военно-воздушных сил Красной армии, приукрасил разговор в духе того времени…
В воспоминаниях маршала Буденного тоже есть рассказ о посещении Фрунзе в больнице.
— Прямо не верится, что сегодня операция, — сказал Фрунзе.
— Тогда зачем вам оперироваться, если всё хорошо? — удивился гость. — Кончайте с этим делом, и едем домой. Моя машина у подъезда.
Отличавшийся богатырским здоровьем Семен Михайлович к врачам обращался редко и искренне не понимал, что Фрунзе делает в больнице. Буденный бросился к шифоньеру, подал Фрунзе обмундирование и сапоги. Михаил Васильевич, казалось, согласился. Он надел брюки и уже накинул на голову гимнастерку, но на мгновение задержался и снял.
— Да что я делаю? — недоуменно проговорил он. — Собираюсь уходить, даже не спросив разрешения врачей.
Буденный не отступал:
— Михаил Васильевич, одевайтесь, а я мигом договорюсь с докторами.
Но Фрунзе отказался от этой услуги. Он решительно разделся и снова лег в постель.
— Есть решение ЦК, и я обязан его выполнять…
Воспоминания Буденному писали военные журналисты, специально прикрепленные к маршалу Главным политическим управлением Советской армии и Военно-морского флота, так что и к этому рассказу следует относиться с осторожностью.
Операция началась 29 октября после полудня. Оперировал наркома Розанов, ассистировали известнейшие хирурги Иван Иванович Греков и Алексей Васильевич Мартынов, наркоз давал Алексей Дмитриевич Очкин. За ходом операции наблюдали сотрудники Лечебно-санитарного управления Кремля.
