Когда спектакль завершился, зрители более двадцати минут приветствовали артистов овацией. Десятки раз они выходили на поклоны. На сцену выносили букеты цветов. Огромное ожерелье из лавра было преподнесено Улановой-Джульетте. Зрители с галерки послали всем участникам гастролей по гвоздике: женщинам — белые, мужчинам — красные. Лондонские рабочие собрали по шиллингу и, завоевав верхний ярус, усыпали цветами сцену.
В нарушение традиций театра перед публикой собрался весь состав советской труппы. С речами выступили директор Ковент-Гарден Дэвид Уэбстер и директор Большого театра Михаил Чулаки. Аудитория откликнулась горячими аплодисментами на ту часть речи Уэбстера, где он назвал выступление Улановой «чудом». Балерину лично поздравил глава британского правительства и сообщил, что направил Н. А. Булганину письмо с выражением благодарности за организацию лондонских гастролей балетной труппы.
Юрий Жданов вспоминал: «Мы выходили на поклоны, потные, покрытые пылью на очень грязной сцене Ковент-Гарден, а за занавесом перед нами падает на колени красивая, как цветок, в пунцовом туалете прима-балерина английского балета Марго Фонтейн и пытается поцеловать руки Улановой. Чтобы ее поднять, мне пришлось тоже опуститься на колени. Вот была картина! Но никого она не насмешила. Кулисы были забиты артистами и театральной публикой, которая тоже неистово аплодировала, а в глазах артистов, русских и англичан, стояли слезы».
После спектакля состоялся официальный прием на сцене театра, куда часть публики со специальными билетами прошла из зрительного зала по перекинутым мостикам. Галина Сергеевна от банкета отказалась.
На следующий день после представления обозреватель «Таймс» писал: «Оно дало всё, что от него ожидали, но только личное впечатление и знакомство могло открыть все те особые неповторимые качества, которыми отличается прославленное московское искусство». Арнольд Хаскелл, директор Королевской балетной школы, считал очень важным отметить «всеобщее воздействие Улановой — на рядового человека, и на опытного эстета, и на балетомана»: «Она пришла к славе не через просвещенных балетоманов, как в старом Императорском театре, а через большую, меняющуюся пролетарскую аудиторию сегодняшнего московского театра». Джоан Лоусон, критик журнала «Дансинг тайме», была с ним согласна: «Галина Уланова — воплощение советского танца. Она обладает всеми этими качествами в самой высшей степени… И снова я попала под магическое влияние их танца и молча, и радостно им восхищалась».
Эндрю Портер в «Файнэншл тайме» признавался: «Все панегирики, которые читаешь об Улановой, всё же не могут подготовить нас к тому впечатлению, которое эта артистка производит в театре. Пока не увидишь ее воочию, не имеешь и представления о том, каким высоким искусством может быть классический танец. Она безупречна и совершенна, она не может сделать движение или жест, которые были бы невыразительными. Ее Джульетта — поэма лирической красоты и одновременно один из самых выразительных характеров, известных в театре… Ее танец сосредоточен, одухотворен, возвышен. После представления остаешься в таком состоянии, что не можешь… проанализировать это чудо: может быть, впоследствии, в состоянии покоя станет возможным подробный разбор. Пока же критик может только констатировать то, что для него явились откровением столь выразительная, тонкая и многообразная пластика, столь чуткая музыкальность».
Сама «виновница торжества» считала:
«Когда мы выезжали за границу, наш балет поразил зрителей не той техникой, которая культивировалась, да и в последнее время культивируется на западе, а как раз наоборот. Мы поразили их естественностью, простотой образа, драматургией спектакля и техникой, которую они не замечали. Потому что видели что-то другое, неожиданное, видели живых людей. Оказалось, что в балете можно показать не только бездушную технику, а чувствующего человека. Они подхватили эту мысль, и когда мне приходилось бывать в Англии, я видела, что они уже не те, что под нашим влиянием, но как-то по-своему пошли по этой нашей линии… И мне кажется, что наши приезды за границу сыграли очень большую роль для спектаклей, для их искусства. Потому что после наших гастролей они стали пересматривать свое отношение к искусству».
После исполнения партии Жизели европейские коллеги стали называть Уланову «великолепная русская». Три представления старинного балета были озарены ее искусством. Галина Сергеевна рассказывала:
«Перед Жизелью я жутко волновалась, ведь в зале присутствовали Тамара Карсавина, Лидия Лопухова, Матильда Кшесинская. Был безумный страх. В зале стояла гробовая тишина, когда окончился первый акт. Какое-то мгновение, секунда, которая показалась безумной вечностью, неизвестно, куда эта тишина повернет… И что будет дальше?! Будто перед грозой… Тишина и страшные аплодисменты, зал встал, крики…»
Тем вечером подтвердились «феноменальное» мастерство танца Улановой и «новая прелесть» ее интерпретации образа. По мнению критиков, это представление «достойно быть описанным в учебнике истории». Выступление балерины рассматривали как «высочайшее впечатление» жизни каждого зрителя и «важнейшее событие, происшедшее в искусстве».
Двадцать пятого октября на «Жизели» была королева Елизавета II. Согласно этикету ее приветствовали все присутствующие. После представления зал некоторое время находился в оцепенении; потом вспыхнула овация, длившаяся десять минут. Аплодировала и королева.
В антракте артисты были представлены ее величеству. А по завершении второго действия Елизавета сказала Улановой: «Вы показали самую прекрасную постановку, которую я всегда буду помнить». Публика была так увлечена чествованием балерины, что впервые за всю историю Англии королева покинула зал незамеченной.
Через час после афишного спектакля в театре начались съемки кинофильма «Королевский спектакль в Ковент-Гарден». Лавровский сказал: «Будем считать, что сейчас не час ночи, а час дня и что мы уже выспались и хорошо отдохнули, готовы к очень интересной творческой работе».
Уланова в шутку называла эти ночные съемки в Лондоне своим вторым «бисом»:
«Тогда в зале установили три камеры, и мы танцевали всё снова. Во время съемки я устала, была не в силах танцевать вариации, выход во втором акте — шел пятый час утра. И только в половине восьмого начали снимать сцену сумасшествия. Я, опустошенная, не в состоянии сосредоточиться, попросила дубль. И всё равно не получилось. Не могла я танцевать без затраты души… Я вижу в ленте много недостатков. Лишь отдельные фрагменты удачны. Я всегда предпочитаю хроникальные кадры, они естественны, в них живо сценическое состояние».
(Между прочим, когда Елизавета II в октябре 1994 года посетила Москву с официальным визитом, Уланова не сочла нужным присутствовать в Большом театре на «Жизели» и на приеме в резиденции британского посла, хотя и получила личное приглашение от королевы.)
Двадцать первого октября на телеканале Би-би-си прошла передача, посвященная Большому театру. В студии Уланова и Фадеечев исполнили второй акт «Лебединого озера», отрывки из балетов «Золушка» и «Ромео и Джульетта» показали в записи.
