Действительно, девочки, посмотревшие улановские спектакли, всегда говорили, что хотят стать «Галиной Улановой».
Но не со всеми у Галины Сергеевны складывались отношения. Она не смогла найти подход к Наталье Бессмертновой, не удалось наладить контакт с Надеждой Павловой. Конечно, не обходилось и без конфликтов, отзвук которых слышен в письме Ю. А. Завадского, отправленного Улановой 30 августа 1972 года:
«Значит… правильно ты решаешь — задержаться в Коктебеле подольше, а твои, тобой избалованные артистки — поймут, оценят твое присутствие — вынуждены будут сами вспоминать твои уроки, напоминать друг другу твои советы — поймут их глубину и ценность — и, может быть, это даже принесет им пользу — да и тебя они встретят с восторгом, когда, наконец, появишься. А сил тебе надо набраться, ведь год у тебя выдался болезненный — надо приехать с запасом сил на весь год».
Этуаль Гранд-опера Гилен Тесмар рассказывала, что в 1971 году познакомилась с Улановой — «маяком в моей жизни»: «Она помогала мне репетировать «Жизель», и я была счастлива».
Уланова признавалась:
«После того как 20 лет назад оставила сцену, всё время чем-то занята, и всё время только-только бы успеть. Ритм жизни стал больший. Где-то случайно вырываешь момент перед сном, чтобы что-то прочесть, чтобы не пропустить. Раньше я была сама себе предоставлена, только вот этим я занималась — своим. А сейчас наоборот. Потому что все ученицы у меня. Бывает так, что я по пять часов занята, бывает, по три часа. Или я утром и вечером прихожу. Я сейчас занята, как будто бы хожу на работу — на большую, чем раньше. И потом на каждый спектакль своих я прихожу. Как-то мне легче потом. И они привыкли к тому, что я им после спектакля обязательно скажу.
Ну, посидишь дома несколько дней — бывает так, что можно. Но потом кажется, что вдруг что-то не хватает. Уже опять начинаешь себя запрягать, и опять ты летишь. Казалось бы, чем старше становишься, тем меньше работы, а ее больше и больше… Всё это мелко, может быть, чем раньше, — всё было значительнее и крупнее. Но это нельзя сравнивать. Там была одна жизнь — актерская, а тут началась вторая жизнь.
Я всё, сделанное учениками, на себя меряю, всё-таки человек очень эгоистичен. Вот я просто о себе говорю, о своей первой профессии, о своей первой жизни, она была вот такая… Вторая — та, которую я уж отдаю. То я отдавала и для себя собирала, скажем, результат этой работы. А сейчас я отдаю, что имею — отдаю.
Через своих учеников я чувствую какие-то опоры. Я предпочитаю черновую работу, она как преддверие собственно творчества, а спектакль — это уже ее результат. Иногда бывает жалко, что с ними наработалось, и вот, на зрителях не получается, а я не могу уже поправить, подсказать. Так что процесс репетиций интереснее, нежели результат».
Репетируя с участниками балетного конкурса в Варне, Галина Сергеевна приметила «страшно работоспособную» балерину театра имени Айни в Душанбе Малику Сабирову и прониклась к ней нежностью. 31 июля 1964 года, сразу после конкурса, Малика писала Улановой:
«…Вот уже 10 дней, как мы дома, но мысленно я еще нахожусь в Варне, переживаю все туры — с первого до последнего. Очень приятные воспоминания — это время мне запомнится на всю жизнь, первый мой выезд за границу на первый конкурс.
Дорогая Галина Сергеевна, мне хочется еще и еще раз поблагодарить Вас за всё, что было сделано для нас. Те репетиции, занятия в Большом театре, все Ваши замечания — это было очень хорошее время в моей жизни. Мне сейчас стыдно при воспоминании о первой репетиции с Вами, я плохо соображала, была несобранная, я просто волновалась; Асаф Михайлович [Мессерер] потом удивлялся, да я сама удивляюсь. Галина Сергеевна, я помню все Ваши замечания: про левую руку на фуэте, про правый подъем, про плечи и правую руку на турах по диагонали, про осторожные шаги в вариации из «Щелкунчика», что под звуки челеста нужно танцевать не так, как я, и др., — всё это я постараюсь исправить. <…>
Я помню, когда Вы приезжали в Ленинград на «Красный цветок», потом, позже — на бенефис Р. Гербека, мы подглядывали в зал на Ваши репетиции, смотрели спектакли.
В 1957 г. мы видели Вас в Жизели, тогда я не всё еще понимала, но чувствовала, что на сцене не обычные артисты, что спектакль весь необыкновенный, — это я хорошо запомнила.
Галина Сергеевна, я еще раз Вас благодарю и теперь, и за те спектакли. <…>
Огромный привет Вам и благодарность от моих мамы с папой. Мы будем рады, если дыня наша дойдет в целости, и вдвойне — если она Вам понравится».
Через 12 лет Сабирова с мужем Михаилом Бурхановым уже была своим человеком в доме Улановой. Она писала:
«Дорогая наша, любимая Галина Сергеевна.
Сегодня мы у Вас варили плов. Миша не напачкал нигде, потому что мама была рядом и мы с Таней — тоже.
Попробуйте плов, пожалуйста, и кекс тоже — на здоровье!
Завтра утром мы улетаем в Одессу, вернемся 20 июля, надеемся и очень хотим, чтобы Вы были уже дома и совсем здоровы. У Миши сегодня день рождения, и мы в Вашем доме, и Вы с нами, как и всегда везде…»
Кстати сказать, в Улановой напрочь отсутствовал мещанский душок. Своих друзей, будь то Василий Макаров, Владимир Гиль или Сергей Штейн, она всегда просила: «Располагайтесь у меня, как хотите, не стесняйтесь».
Когда Малика умерла, не дожив до сорока лет, Галина Сергеевна бросила все дела и срочно вылетела в Душанбе на похороны. 28 февраля 1982 года в слове над гробом она сразу оговорилась, что «приехала сама по себе», не от Большого театра: «Может быть, я ей не совсем то говорила, но она не спорила, она верила мне. И я ей верила, всегда верила. «Маликуша, я еще успею приехать, еще успею посмотреть тебя». Но кто знал, что так всё случится. Мне, пожилому человеку, приходится провожать ее. Мне трудно говорить что-либо еще. Я просто по-человечески не прощаюсь с ней, она всегда будет у меня в сердце, со мной».
Можно ли назвать Владимира Васильева учеником Улановой? Скорее, нет. Гений Васильева проявился сразу. Собственно, и ему, и Юрию Григоровичу повезло, что рядом была Галина Сергеевна, во многом влиявшая на становление этих мастеров. Со знаменитым дуэтом «Катя-Володя» она была дружна. Однажды во время размолвки с мужем Екатерина Максимова жила в доме Улановой.
В 1958 году для американских гастролей Васильев с Улановой готовили номер в постановке Якобсона на тему скульптуры Родена «Вечный идол». Комиссия не позволила им выступать из-за откровенных костюмов. Честное слово, иногда тайно завидуешь всем этим чиновникам от культуры, которым удается увидеть запрещенное ими. Можно только представить себе, какой шедевр получился у двух великих мастеров.
Отношения Владимира Викторовича с Галиной Сергеевной разладились во время подготовки вечера в парижском концертном зале «Плейель», инициированного ЮНЕСКО к семидесятилетию балерины. Васильев решил поставить спектакль-воспоминание о жизни Улановой. Она же категорически отказалась «играть саму себя» и настояла на своем понимании действия: несколько движений «вполноги», без игры в течение нескольких минут, а несогласного с ней постановщика назвала «администратором от балета». Однако спектакль прошел очень хорошо. 19 ноября 1981 года известный критик Пьер Лартик писал:
