Поскольку у нас в то время была довольно большая квартира, все мои сверстницы пошли к нам. Большой шумной компанией шли мы по Морской, мимо Исаакиевского собора, туда, на угол улицы Дзержинского и Гоголя, где мы жили. Мы шли по замечательным улицам нашего города, и состояние у нас было радостное, даже невероятное.
Дома всё было готово к приему. Мама и бабушка встречали нас на пороге. Весной пахли свежие огурцы, лежавшие на огромном столе с белоснежной скатертью; о весне напоминали даже холодная телятина, и зеленый салат, и золотистое вино, поданное нам в бокалах самим папой.
Сколько лет уже прошло с тех пор, но каждую весну я вспоминаю ту серебристую ночь шестнадцатого мая, которую мы провели все вместе. И, кажется, что все это случилось только вчера…»
К одному из букетов была прикреплена открытка: «Дорогая, наша любимая девочка! Будь хорошая и прекрасная, как эти цветы, и слушай нас. Дай бог всего наилучшего. Мамочка и папочка».
А днем ранее, во вторник 15 мая, выпускников по традиции провожали на торжественной линейке в большом репетиционном зале училища. Первоклассница Соня Тулубьева звонко отчеканила приветственный адрес от имени всей школы, ее подружки, неразлучные Алла Шелест и Ира Джаврова, поднесли корзину цветов. Затем в школьном театре был устроен замечательный концерт, в котором выступили учащиеся разных классов. Выпускники — Уланова, Вечеслова, Обухов, Шпалютин и другие — восседали в первом ряду в качестве почетных гостей.
Одиннадцатого июня 1928 года Гале вручили свидетельство за подписью Ф. Лопухова, удостоверявшее, что она обучалась с 1919 по 1927 год в Ленинградском государственном академическом балетном училище и «по выдержании испытаний» признана окончившей полный курс.
Позднее она еще получила удостоверение об окончании Ленинградского государственного хореографического техникума, выданное квалификационной комиссией под председательством В. Пономарева. В дополнительном девятом классе Уланова «добросовестно выполнила все практические работы, как в лабораториях техникума, так и на сцене Актеатров, и сдала все установленные зачеты», поэтому была «признана вполне достойной квалификации по четвертой категории».
Фразу «Товарищ Уланова не получала стипендии и не подлежит действию декрета СНК РСФСР от 24 марта 1926 года» не случайно заверили печатью: этим постановлением правительство регулировало порядок «возмещения расходов, понесенных государством на содержание студентов-стипендиатов». Галя, жившая на иждивении родителей, освобождалась от обязанности трудового возмещения стипендии, то есть из ее жалованья не производились вычеты в «стипендиальный фонд Народного комиссариата просвещения РСФСР».
«Работала я в училище с огромным усердием, поэтому экзамен выдержала на «отлично», — вспоминала Галина Сергеевна.
О выпускнице заговорили как о балерине «большого плана». «Это не было случайным блеском минутного вдохновения, короткой вспышкой огня, не поддержанного подлинным внутренним горением, — вспоминал писатель Семен Розенфельд. — Поступление новой артистки в балетную труппу Академического театра и последовавший через самый короткий срок дебют в балете «Лебединое озеро» ошеломили даже тех, кто восторженно констатировал ее дарование на выпускном спектакле».
Замужество
Завершив образование, Галя решила не откладывать в долгий ящик и личный вопрос.
Балет — искусство чувственное, и девочки, постоянно исполняя поддержки и дуэты с юношами, рано взрослеют физически. Танцовщицы всегда стремились к узам Гименея (тем более что, согласно древнегреческому мифу, тот родился от брака Аполлона с Терпсихорой). Уланова, умело скрывавшая свою страстную натуру, не была исключением.
В октябре 1936-го Василий Макаров записал в дневнике откровенное признание балерины: «Первый муж — «он был у меня год», сказала она — жил с ней вместе».
Избранником выпускницы оказался Исаак Самуилович Милейковский, невысокий, полноватый, лысоватый концертмейстер и преподаватель музыки в хореографическом училище.
«Я любила уроки музыки — нас учили игре на фортепиано», — говорила Галина Сергеевна. Судя по всему, Исаак Самуилович учил воспитанницу еще и «науке страсти нежной». Впечатлительная дева, подобно всем представительницам дамского сословия любившая ушами, попала в плен артистичного пианиста. Искуситель, намного ее старше, не только знал толк в музыкальном аккомпанементе, но и поднаторел в делах любовных: умел обвораживать женский пол, обладал обаянием, которому легкомысленно покоряются страстные натуры. Гале тоже было не занимать очарования. Словом, путь, пройденный от сладостных мелодий Шопена до свадебного марша Мендельсона, оказался неожиданно коротким и легким.
«Сон упоительный» развеялся быстро и по банальной причине. Об этом есть только одно свидетельство — в письме Николаю Радлову от 25 мая 1939 года, отправленном из больницы, где Галина Сергеевна лежала после аборта. Она писала виновнику своей «болезни»:
«Сегодня первый день, как я встала с кровати, и голова кружится. К вечеру стало лучше, и я сейчас сижу на стуле за столом в своей палате. Очевидно, завтра меня отпустят домой с тем, чтобы я дома несколько дней полежала. Танцевать запретили в течение месяца, так что я свой сезон погубила. Сегодня ровно месяц, как я себя скверно почувствовала… Странно, что у меня осталось страшное отвращение ко всему, что было связано с этим моим больным состоянием. Я даже не хочу домой, мне противны мои комнаты, противен мой халат, моя кровать — всё то, что вспоминается с этим страшным, необъяснимым состоянием. Как-то я и о тебе стараюсь вспоминать без этого страшного ропота, как будто бы тебя это не касается, как будто бы ты другой человек, и это мне становится страшно, до чего мне всё противно. Я вспоминаю, как десять лет тому назад я после такого же случая, придя домой после больницы, ушла из дома и через несколько дней развелась со своим первым мужем. И такое состояние у меня было почти в течение целого года. Не знаю, чем это объяснить».
Исаак Самуилович не стал для Гали «ангелом-хранителем». Вердикт родителей: «Балерина не должна иметь детей, если не хочет распрощаться со своей сценической жизнью» — возобладал над желанием супруга. Тот остался в улановской судьбе небольшим, но, судя по письму, драматичным и долгопамятным эпизодом.
Что до Милейковского, то он продолжал обучать подростков игре на фортепиано и на занятиях обязательно напоминал им, что был женат на самой Галине Улановой.
Глава четвертая
ГАТОБ. ЛЕНИНГРАД
1928–1941
Труппа
Первого сентября 1928 года Галин дневник пополнился второй записью — о зачислении в балетную труппу ГАТОБа. С этого дня началась ее артистическая жизнь. Вечеслова и Уланова пришли на место уволенных из балетной труппы балерин Эльзы Билль и Елизаветы Гердт.
Луначарский не уставал внушать мысль о необходимости «делать ставку на молодые силы, на поиски новых дарований». И школа не подвела: к 1928 году в ее активе числились такие величины, как Марина Семенова, Ольга Иордан, Алексей Ермолаев, Леонид Лавровский, Василий Вайнонен, Петр Гусев, Леонид Якобсон. Благодаря своим «ярким и нужным» талантам они сразу после выпуска незамедлительно получали ведущие места в спектаклях. «Словом, к середине 20-х годов уже возник большой отряд балетной молодежи, которой предстояло в ближайшие годы высоко поднять славу советского балета», — подытожил историк театра Юрий Слонимский.
