Конечно, Галя не раз выступала с дядей и тетей на Мариинской сцене — и когда была учащейся балетного техникума, и когда стала ведущей солисткой. Незаурядное мастерство Петра Николаевича не прошло мимо ее цепкого восприятия.
Различные свидетельства упоминают сестер Сергея Николаевича Веру и Анну. А выпускницы балетного училища первой половины 1930-х годов Мария и Нина Улановы, видимо, были кузинами Гали.
Если об отцовской семье Улановой кое-что известно, то о материнской нет никаких вразумительных сведений. «Дочь рабочего-машиниста», — написано в личном деле Марии Федоровны. А вот о ее матери даже не удосужились вспомнить. По недоразумению или сознательно?
В начале 2000-х годов в Музей-квартиру Г. С. Улановой на Котельнической набережной пришло письмо из Таллина: «С уважением к Вам пишет Ольга Пескова. Год назад после смерти моего отца я узнала, что моя мама из рода Тухачевских и в роду мамы была великая балерина Галина Уланова. Мама умерла в 2000 году, так и не рассказала историю своего детства. Мама была в ссылке с. Тара Омской области, воспитывалась в чужой семье. Галина Уланова несколько раз приезжала к маме, приглашала в театр. Это всё, что мне известно…»
Это известие можно дополнить двумя штрихами: Тухачевские (репрессированный в 1937 году маршал из этого гнезда) — литовско-белорусский дворянский род, осевший в основном в брянских и смоленских землях и к середине XIX века обедневший.
От маленькой Гали не ускользнула твердость характера матери, которая нивелировалась ее ласковой натурой. Личность Марии Федоровны была удивительным сплавом несокрушимой воли и мягкости. Детство и отрочество Улановой прошли исключительно по материнским «рецептам», хотя и деликатно прописанным, но обязательным для исполнения — «ради маминой любви». Тем болезненнее переживала Мария Федоровна первые годы театральной карьеры дочери, когда ее судьба, подхваченная водоворотом жизни, устремилась к другим берегам.
Шестнадцатого мая 1938 года Галина Сергеевна с триумфом отмечала десятилетие творческой деятельности на родной ленинградской сцене. Мария Федоровна заботливо подготовленный к этому дню подарок сопроводила запиской: «Дорогая, любимая моя! Носи на здоровье, и, может быть, иногда вспоминать будешь меня. Когда будет холодно, крепко завернешь боа, это и будут руки матери, которая тебя любит и обнимает и которую ты больно обижаешь. Целую тебя».
Разумеется, и в семье Улановых время от времени разгорался огонь житейских треволнений, однако ни одна его искра не вырвалась за пределы их домашнего мира.
По признанию балерины, в юности самым строгим и бескорыстным судьей всех ее поступков была мать. Она всегда отвечала на вопросы дочери «собственным примером» и во многом сформировала манеру поведения Улановой в закулисной жизни, которая зиждилась прежде всего на умении вести себя сдержанно при любых обстоятельствах, но особенно быть начеку со сверстницами: не донимать их остротами, не поучать, не навязывать свою «ученость», не доверять душевных секретов. И вообще, лучше держаться людей постарше, способных к мудрому наставничеству в трудной науке жизни.
Судя по письмам, сохранившимся в архиве Галины Сергеевны, внимание и заботливое отношение к людям «милой, ласковой» М. Ф. Романовой служили образцом не только для дочери, но и для всех ее учениц, вспоминавших наставницу с «большим благоговением».
В 1974 году, когда отмечалось двадцатилетие кончины М. Ф. Романовой, солистка балета Вера Станкевич обобщила чувства сердечной привязанности всех подопечных и коллег к замечательному педагогу: «В эти прекрасные дни я склоняю свою голову перед светлой памятью нашей любимой Марии Федоровны, подарившей миру Уланову. Склоняюсь перед ее великой добротой и человечностью».
Мария Романова родилась в 1886 году, а в труппу Мариинского театра поступила сразу после окончания театрального училища в 1903-м.
Третьего мая 1902 года директор Императорских театров В. А. Теляковский отметил в своем дневнике: «В 10 часов был в Театральном училище и присутствовал на экзамене девочек класса г-жи Жуковой и Гердта. После экзамена собралась конференция в инспекторской комнате и выставили следующие отметки:…Романова 11, Карсавина 12, Кякшт 11, Макарова 10, Петипа 91/2, Балдина 10, Яковлева 10». Эта на первый взгляд обыденная запись свидетельствует о недюжинных способностях Маруси, как ее называли школьные подруги. Ее классическое дарование пестовал сам Павел Андреевич Гердт — балетный премьер, любимец публики. А преемственность в танцевальном ремесле значит почти всё.
Итак, до высшего балла, полученного Тамарой Карсавиной, чуть-чуть недотянули Романова и виртуозная, легкая в прыжке Лидия Кякшт. Дочь всесильного главного балетмейстера Вера Петипа и любимица школы Александра Балдина остались позади. «У воспитанницы Романовой много экспрессии в танцах и есть что-то напоминающее танцы г-жи Павловой: блеск исполнения и стремительность», — писал авторитетный критик Валериан Светлов. Но даже прекрасные результаты выпускного спектакля не позволили Марусе занять ведущее положение в императорской балетной труппе. Лучшими признали Веру Петипа, Александру Балдину и Леонтину Пуни — у всех имелись мощные закулисные связи.
Мария Романова, в жизни не слишком привлекательная, на сцене преображалась до милого очарования. Однако она была слишком высокая и широкая в плечах — неудобная для кавалеров, которые не благоволили к «гренадерам в юбках». Ее прямолинейный характер не мог подстроиться к необходимым в театре навыкам интриганства и не соответствовал ее скромной артистической одаренности, пленявшей разве что уникальной, «пейзажной» широтой движений. Но для исполнения сольных партий всяческих фей, подруг, виллис (призраков умерших девушек) она пришлась впору. В течение двенадцати лет Романова занимала положение солистки.
Последний раз она выступила на сцене в 1924 году, а потом перешла на педагогическую работу в Ленинградский хореографический техникум. Впрочем, преподавать Мария Федоровна начала еще в 1917-м, сразу же выказав способность прививать воспитанницам интерес к классическому танцу. Через несколько лет усовершенствованный учительский талант Романовой стал приносить ощутимые плоды: ее класс считался образцовым, разработанная ею методика преподавания балетной науки заслужила признание коллег, а поставленные на сцене школьного театра танцевальные номера подчеркивали лучшие черты учениц. В 1930-е годы она получила должность балетного репетитора в Кировском театре и стала вести ежедневный класс повышения квалификации балерин. В 1944 году ей присвоили звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.
Кажется, жизнь широко улыбнулась Романовой. Даже внешность ее приукрасилась моложавой статностью и гармонией черт, которую некоторые женские лица обретают исключительно в бальзаковском возрасте. Однако умиление, не успев расцвести, спотыкается о слова, записанные в октябре 1937 года в дневнике друга улановской семьи: «Мария Федоровна жаловалась на свою сердечную судьбу. В театре танцевала в самые «пустые» годы — первые годы революции (и врет, потому что танцевала и до войны, но, очевидно, ни черта из нее не вышло). В школе вот тоже так: сколько раз готовит выступления для каких-нибудь ответственных концертов, а потом они срываются… Никогда не пожалеет школы — что-нибудь получить и уйти на покой. Получает гроши в школе».
