Супруга Николая Эрнестовича Надежда Константиновна (они поженились в 1924 году) до него была замужем за известным флотским офицером Е. Е. Шведе. Она родилась в морской семье вице-адмирала К. А. Плансона (первая жена Рад-лова Эльза Яковлевна была дочерью генерал-лейтенанта артиллерии Я. Я. Зандера).
Надежда Шведе обучалась основам живописи в Новой художественной мастерской, а завершила художественное образование в 1923 году в Высшем художественно-техническом институте, созданном на базе Академии художеств. Особенно ей удавались портреты людей неординарных — Николая Гумилева, Владимира Маяковского, Бориса Пильняка. В 1936 году Радлова запечатлела Уланову, значит, была с ней знакома. Конечно, балерина, работавшая с Сергеем Радловым, не могла не встречаться с его старшим братом.
Совмещение их судеб случилось в то время, когда Радловы переехали в Москву. Окончательно обосновались они на новом месте весной 1938 года. Николай Эрнестович развил здесь такую же бурную деятельность, как в родном городе, где он в звании профессора преподавал рисование в Академии художеств, написал ряд серьезных искусствоведческих статей и был председателем правления Ленинградского союза советских художников. В столице Радлов занял профессорскую должность в Московском художественном институте, постоянно сотрудничал с журналом «Крокодил», другими юмористическими и детскими журналами, занимался иллюстрированием книг, руководил графической секцией Московского союза художников. Как раз в 1938 году книга Радлова «Рассказы в картинках» с текстами Даниила Хармса, Нины Гернет и Натальи Дилакторской получила вторую премию на Международном конкурсе детской книги в США. Уланова поздравила его срочной телеграммой, отправленной на московский адрес мастера: Успенский переулок, дом 9, квартира 2.
Очевидно, 49-летнему Николаю Эрнестовичу не было резона заниматься перегруппировкой сил на личном фронте. Он сопротивлялся нешуточной страсти Гали, пытался снизить ее градус. Уланова не сдавалась:
«Я каждую секунду перечитываю Ваше письмо, не убивайте меня тем, что Вы хотите уничтожить в себе свое чувство, дайте мне силы жить и работать, мне нужно быть на людях, мне нужно работать, а у меня нет сил. Я уже четыре дня не выхожу из дома. Всё время я ждала, когда же, наконец, будут эти мучения за те радостные дни, которые я провела в течение этого месяца. Вот теперь они наступили, такие жестокие, такие мучительные. Может быть, потом со временем я смогу побороть себя, но не сейчас, сейчас невозможно, нужно жить, нужно работать. Только Ваша любовь может мне дать силы, может поднять меня на ноги. Я Вас умоляю, подождите, может быть, само всё пройдет, нужно всему время. Пишите мне и дайте мне силы, так ужасно жить одной со своими мучительными мыслями».
При существенной разнице в возрасте и несходстве эмоционального склада многие личностные качества Радлова и Улановой: безупречное чувство меры, пронизанная артистизмом внутренняя свобода, презрение к дилетантизму, умение эффективно распоряжаться запасом приобретенных знаний, опыта и профессиональных навыков, способность исчерпывающе задействовать природный творческий дар — совпадали. И всё же Радлов не мог (или не хотел) до конца довериться любви балерины. Она это заметила:
«Но почему меня всегда любят не всю, не всё мне дают, а соблюдают только свои интересы? Вот почему это происходит, если я чего-то не понимаю или не умею. Или не верят мне, что со мной можно создать жизнь, или отталкивает всех, что я артистка. Не знаю что, но факт остается, как это ни печально, фактом. Я одна уже многие годы. От этого происходит моя застенчивость, моя скрытность, моя неуверенность, вся моя замкнутость. Я чувствую, как я с каждым годом всё больше и больше закрываюсь от людей и мне всё тяжелее и тяжелее. Я тебе это пишу как другу, который мне поможет в этом, может быть, разобраться и научить понять то, что я не понимаю».
Радлов происходил из саксонского рода, проживавшего в Петербурге с 1806 года. Его дед, Лев (Леопольд) Радлов, до 1963 года служил хранителем Этнографического музея Императорской академии наук и существенно пополнил его фонды, а отец, выпускник Петербургского университета, известен как философ, книговед, преподаватель, редактор «Журнала Министерства народного просвещения», автор статей в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, один из учредителей Философского общества, директор Государственной публичной библиотеки. Эрнест Львович был женат на дочери адмирала А. А. Давыдова, двоюродной сестре Михаила Врубеля. В их доме гостили известные в петербургских научных кругах люди, например историк Е. В. Тарле, лингвист Д. Н. Овсянико-Куликовский, литературный критик Ф. Д. Батюшков, философ Владимир Соловьев. Трое детей унаследовали атмосферу родительского дома, сочетавшую, казалось бы, несочетаемое: богемность, серьезность интересов, бытовую чистоплотность, презрение к фамильярности, ненавязчивую амбициозность и остроумие.
Николай Радлов получил фундаментальное образование: окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, учился в мастерской профессора Д. Н. Кардовского в Академии художеств. Когда в 1919 году Галю приняли в хореографическое училище, он уже был избран профессором в Институте истории искусств, где с успехом читал лекции о западноевропейском искусстве XIX века. Потом он стал проректором, ученым секретарем и вошел в состав правления издательства «Academia», публиковавшего научные труды института.
Поэтесса Ида Наппельбаум писала о «привлекательной петербургской фигуре» Радлова: «Все его ученики, конечно, были в него влюблены, но он был недоступен, замкнут, холодноват. Изысканно одет, светски вежлив, славился как первый танцор на вечерах. Он сам и его жена, тоже художница (очень талантливая) Эльза Яковлевна, и их маленькая дочка жили тут же, в кулуарах этого дворца (Института истории искусств. — О. К.)… Образ жизни… был богемный, свободный. У них собирались многие люди искусства в поисках приюта. Иногда допускались и ученицы. Это были более смелые и энергичные дамы, чему я, совсем неумелая девица, завидовала… к сожалению, брак этот вскоре распался, у Н. Э. начался роман с художницей Н. К. Шведе (она ушла от своего мужа). Эльза Яковлевна тоже ушла к другому человеку, но очень скоро заболела, заразилась скарлатиной от своей дочки и умерла. Помню похороны, и как эти двое мужчин несут ее гроб и оба плачут».
«Кулуарная» жизнь института отличалась хаосом отношений и бурей страстей, что вполне соответствовало моде 1920-х годов на «свободную любовь», подобную «стакану воды в жажду». Правда, в конце 1930-х мода эта прошла, а вот «жажда» осталась, поэтому Радлов не слишком старался избавиться от привычек единственной в своем роде послереволюционной свободы. Галя придерживалась иных взглядов. 6 ноября 1938 года она ответила на его неожиданное письмо:
«Я всё еще хожу и живу в каком-то странном блаженном состоянии, и вчерашний спектакль был особенный, говорили, что так я никогда не танцевала. Мне всё кажется, что наше теперешнее расставание это не то, которое было раньше, что ты уехал с тем, чтобы опять вернуться, и я спокойно жила и жду нашей встречи как что-то законное, определенное, на которое я имею право. Откуда у меня такая уверенность, я и сама не знаю, но это так, и я чувствую себя счастливой и спокойной. Сегодня я опять танцую на концерте у себя в театре после торжественного заседания и сейчас нахожусь дома и жду, когда за мной приедут. Ты спрашиваешь, хорошо ли то, что случилось с нами, с одной стороны хорошо, а с другой плохо. Я боюсь, что ты привыкнешь к такому положению и наш «случай» будет для тебя обычным случаем в твоей жизни. Всё может быть, поэтому это плохо, и опять я попадаю в такое положение, когда на меня будут смотреть как на случай, к которому привыкнут и который забудут.
