«Сейчас час ночи, я только что пришла из театра и с жадностью набросилась на еду, которую я ела впервые за целый день. Утром как всегда я была в школе, а в три часа меня вызвали просматривать артистов, которые хотят поступать к нам в театр, и я там просидела до половины восьмого, потом взяла машину и поехала в театр, т. к. там шла «Раймонда», в которой я считаюсь дублершей. Правда, болит голова, но все воспоминания о Вас меня делают бодрой и забывается всякая усталость. Я вспоминаю Ваши печальные глаза в поезде и Вашу усталую улыбку, и мне приятно, что Вам немного грустно уезжать от меня. Если это не сон, а это, несомненно, не сон, то жизнь совершенно замечательная вещь, и жить так хочется, как никогда еще не хотелось. Начинаю считать дни, когда я Вас увижу, и мне кажется, что я брошусь к Вам и сама перецелую каждую частицу Вашего лица, а в нем есть особенно любимые места, которые будут отмечены с особым вниманием, если Вам будет не очень противно и Вы дадите мне его в мою полную собственность. Почему Вас сейчас нет? Вы же должны быть со мной! Страшная вообще штука жизнь…»
«Я так мало еще Вас знаю, а с моим неверием к людям это очень трудно. Я верю Вам во всём, потому что люблю Вас, и вместе с тем боюсь верить, так как это ни на что не похоже, радостно и страшно… Каждую минуту я думаю о Вас, всю свою работу я веду под знаком Вас, мне хочется добиваться все лучшего и лучшего только для Вас, только с Вами у меня есть сила работать. Не будь у меня цели и стремления к Вам, я бы, наверно, бросила всё то, что несмотря ни на что Вы вызвали во мне столько сил и желаний. И я чувствую, что становлюсь старше с моим новым, таким замечательным чувством. Спасибо за всё».
«Помогите мне, напишите, если Вы действительно любите меня, что Вам тоже тяжело быть без меня, как мне без Вас, вдвоем всё же легче переносить все тяжести жизни. Сегодняшний день — это просто безумие, помимо моего гриппа, во мне происходит что-то страшное. Наверно, в таких состояниях постепенно путаются мысли и люди сходят с ума… Очевидно, я люблю больше, чем может вынести мой организм. Я начинаю сомневаться, я мучаю себя, я проверяю все мелочи, все слова, сказанные Вам, и начинаю находить в них неискренние нотки, не совсем, может быть, правильные мои поступки, а от этого неверные действия. Меня нельзя оставить совершенно одну, мне нужны всё время подтверждения, иначе я себя замучаю своими подозрениями. Я хочу верить Вам, я хочу любить. Смотрите, не играйте мной, говорите мне правду, всё равно у меня всё кончено, я осталась одна, и только Ваша правда и Ваша любовь может мне дать силы жить и работать. Думала ли я когда-нибудь, что попадусь так серьезно, так неожиданно и так сильно? Я жду Вашего письма с ужасом, а вдруг там написано плохо, мне даже страшно писать об этом, тогда для меня всё кончено. Но не может же быть, не могу я так обмануться. Боже мой, как тяжело, если бы только знали».
«Вы спрашиваете, что Вам делать? Вы делали всё, сказали мне правду, Вы думаете, я ее не знала? Нет, я знала и боялась думать о ней, иначе не могло и быть, но как больно, что мое первое настоящее чувство меня именно так встречает. Что же делать мне? Вот это действительно тупик. По Вашим словам мне нужно, вернее, Вам нужно, чтобы я всё забыла, забыла Вас, забыла свою любовь. Мужа нет, любовника нет, нет четверти июля, нет ничего, а любовь всё же есть, и она выше всего этого вместе взятого, я не могу себя так ломать, у меня не хватит никаких сил, вначале мучиться от любви, а теперь эту любовь прогнать и выкинуть совсем в пустоту. Я не могу всё это делать, это свыше человеческих сил. Если Вам так мучительно сознание, что Вы не можете мне дать счастье, то неужели все мучения пройдут, когда Вы узнаете, что я разлюблю Вас? Неужели этого Вам будет достаточно, чтобы убить свою любовь?
Вам будет всё равно, какими способами я буду вырывать из себя мою любовь. Что Вы хотите от меня, напишите прямо. Я мало понимаю, получив такое письмо. Хотите ли Вы, чтобы я не существовала, или хотите иметь мою любовь хотя бы в письмах, если встречи не могут быть, или если они будут, то несколько часов в месяц, что Вас больше устраивает. Что Вам нужно от меня, я отдала Вам всю себя, я готова на все мучения, только бы Вы не разлюбили меня, я ничего не могу, я не способна ничего сейчас предпринимать, я за эти два дня так измучилась, что все мысли вылетают из головы, и я плохо понимаю.
Получил бы кто-нибудь другой такое письмо, как я сегодня, Вам бы, очевидно, не ответили совсем, а я или глупа, или так сильно люблю, что пишу и еще прошу любви от Вас. Наверное, Вы скоро мне пришлете письмо с просьбой не писать, и мои письма будете уничтожать, ну, что делать, я ничего не могу, лучше мучиться с любовью, чем без нее… Вы спрашиваете, что Вам делать, и я тоже Вас, и мы оба боимся ответа друг друга. Вы спрашиваете, стоит ли несколько часов всех наших мучений, я думаю, что я легче переживу еще несколько мучений более жестоких за только сознание того, что опять я смогу увидеть Вас и быть с Вами, для этого стоит жить, для этого стоит мучиться, это и есть настоящая любовь. Не бывает любви без мученья, это всё не настоящее, что так радостно и без труда дастся.
Вы только представьте себе, какими могут быть эти несколько часов, можно умереть от счастья, испытав их. Я не могу всё это потерять и сама всё это затоптать. Я хочу любить так, как я люблю. Я вам не буду писать о своих мучениях, я не буду делать Вам неприятности, только не отгоняйте меня от себя, я хочу броситься к Вашим ногам и повторять без конца, как я Вас безумно люблю. Я всё поняла, что Ваше письмо было первой попыткой оттолкнуть меня, но я пропускаю это мимо ушей, очевидно, я получу более определенное Ваше решение и тогда мне придется сознаться самой себе, и самолюбие встанет на первый план, а вдруг оно и тогда не встанет, и любовь всё же победит, что же мне тогда делать?»
«29 сентября 1938 года. После вчерашнего Вашего письма я спала хорошо и сегодня пошла в школу заниматься, было желание, а сил-то и не оказалось, еле кончила урок, голова кружится, ноги не держат, очевидно, эти дни взяли у меня все мои физические силы. Все спрашивают в школе, почему я не ходила, не занималась и почему я так похудела. Действительно, я очень осунулась, и видно по глазам, что я что-то пережила. Отвечаю всем, что болела и еще сейчас плохо себя чувствую. Мне просто страшно, как я буду работать в таком состоянии, конечно, нужно было бы уехать недели на две отдохнуть, но сейчас нельзя, нужно готовиться к двум спектаклям, еще третьего у меня концерт в филармонии, правда, я там танцую два старых номера. Это ничего, я с ними справлюсь, а вот к тем двум нужно много сил. Я успокаиваю себя, что это, может быть, первый день я так себя чувствую. Завтра, очевидно, будет немного легче, а потом пойдет всё по своему руслу, кто знает. Приложу все силы, чтобы не распускаться и держать себя в руках. Я же знаю, что ты любишь меня, что думаешь, что тебе тоже нелегко, всё это меня должно поддерживать, но, очевидно, эти несколько дней много отняли у меня как моральных, так и физических сил. Что это были за дни, я с ужасом о них вспоминаю».
«Любовь моя, радость моя, как я счастлива, Боже мой, как я тебя люблю! Только что мама принесла мне твое письмо, я со страхом его распечатала, боялась, что там написано страшное для меня, а оказалось, что ты любишь, вспоминаешь и не бросаешь меня и не велишь мне забыть тебя. Какая радость для меня, сразу взялись откуда-то силы, сразу стало весело, сразу всё забылось, и мои безумные дни после твоего отъезда мне кажутся каким-то тяжелым сном…
