На большом обеде в Зимнем дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос.
Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона.
Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса.
Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:
— Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами, — спокойно сказал Царь.
— Во всем свете у нас только два верных союзника, — любил он говорить своим министрам: — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».
Современник Александра III искусствовед и журналист Иван Николаевич Божерянов, словно комментируя фразу императора об отсутствии подлинных союзников России, писал:
«…Ясно видно, до какой степени реальные интересы России часто приносили в жертву требованиям политической теории. Россия считала себя призванною ограждать русской кровью консервативные интересы остальных европейских народов. Если в конце XVIII века русские войска под предводительством Суворова боролись в Италии или на вершинах Альп за интересы Европы, то этим же духом проникнуты были войны, которые впоследствии вела Россия. Мы боролись не за реальные интересы России, а за консервативные интересы всей Европы.
1878 год раскрыл нам глаза на то, чего мы можем ожидать от Европы, когда дело коснется наших собственных интересов. Дорого стоившая кровопролитная Турецкая кампания 1877–1878 годов привела к Сан-Стефанскому договору, который был пересмотрен на Берлинском конгрессе, и Россия получила от Европы достойную награду за кровь, пролитую для ограждения ее интересов. Награда эта оказалась такою, что всю Россию охватил порыв негодования. Тогда выяснилось, что политика защиты консервативных интересов Европы привела к образованию «лиги мира», и «Русскому инвалиду» пришлось торжественно заявить, что «русские военные люди не страшатся исхода борьбы, хотя бы против России двинулись все силы лиги мира».
Затем, когда русским ценностям была объявлена война на германских рынках и наш рубль подвергся обесценению до полтинника, Россия отказалась от трехимператорского союза, вступила на путь защиты своих интересов и до такой степени отреклась от ограждения консервативных интересов Европы, что заключила союз с республиканской Францией. Первым торжественным подтверждением этого союза было прибытие в Кронштадт французской эскадры контр-адмирала Жерве. Результаты этого поворота во внешней политике России оказались блестящими. На первый раз дело приняло такой оборот, что будто соседние империи, от союза с которыми Россия уклонилась, доведут нас прямо до войны. Наш ставленник в Болгарии, принц Александр Батгенбергский, поощряемый Германией и Австрией, вступил в оппозицию с Россией, вопреки ее желанию присоединить Восточную Румелию к Болгарии и, когда он лишился престола, на его место был избран принц-католик помимо одобрения России, которая этим не смутилась.
Император Александр III провозгласил тост в Петергофе за «единственного своего друга», князя Николая Черногорского. После этого отношения наши к Германии обострялись до того, что знаменитый князь Бисмарк торжественно заявил, что «Германия никого не боится, кроме Бога», а со стороны России последовал ответ, что ей не страшны угрозы «лиги мира».
Труды и дни
Александр III ревностно относился к своим функциям правителя огромной империи. Как отмечали современники, натура это была незаурядная, характер цельный.
При росте сто девяносто три сантиметра император был наделен поразительной работоспособностью и огромной физической силой. Он шутя сгибал подковы и серебряные тарелки. Однажды у себя в кабинете согнул, а затем разогнул железную кочергу. Но он никогда не показывал свою силу в присутствии чужих людей.
По свидетельству военного врача Николая Александровича Вельяминова, познакомившегося с императором еще на учениях в Красном Селе, а затем ставшего лейб-медиком, Александр III «с удивительной, редкой добросовестностью и честностью исполнял свои обязанности царя-самодержца. Обязанности эти требовали громадной, почти сверхчеловеческой работы, которой не соответствовали ни его способности, ни его познания, ни его здоровье, но он работал, не покладая рук, до самой своей смерти, работал так, как редко кто другой. Эта неустанная, непосильная работа его очень утомляла…».
Вставал император в семь часов утра, умывался холодной водой, облачался в крестьянское платье, после краткой прогулки по парку сам варил кофе в стеклянном кофейнике и, наполнив тарелку сушками, грыз их.
Мария Федоровна поднималась позже, заходила к нему в кабинет, два лакея вносили небольшой столик. Муж и жена завтракали вместе. Обычно они ели крутые яйца и ржаной хлеб с маслом.
Рабочий день императора начинался в восемь утра. Он принимал тех, кто являлся представиться ему, и выслушивал доклады министров. Чиновники приезжали из Петербурга в назначенные дни или по вызову.
Каждый день на его рабочий стол ложились кипы указов, приказов, докладов, которые ему следовало прочитать и подписать. Даже будучи на отдыхе, он ежедневно принимал фельдъегеря с бумагами, и все они на следующий день возвращались с резолюциями.
Около часу дня царская семья собиралась ко второму завтраку в маленькой столовой. К этому завтраку порой приглашались немногие из министров, прибывших в этот день с докладом, или некоторые из придворных.
После второго завтрака Александр III «закуривал большую сигару и пил кофе в гостиной императрицы». Затем занимался у себя в кабинете до трех-четырех часов дня.
Время до обеда, то есть до восьми часов вечера, он отдыхал в кругу семьи во дворце или прогуливался с семейством в парке.
После обеда он вновь отправлялся в кабинет и работал до двух-трех часов ночи. На сетования близких о его постоянной занятости отвечал, что «его дело за него никто не сделает».
В будние дни завтраки и обеды проходили в кругу семьи, родственников и ближайших друзей, любивших приезжать в гости. Многие приезжали пожить в необычном дворце-замке.
Особенно часто посещали Гатчину братья царя: великие князья Алексей Александрович, Владимир Александрович с женой Марией Павловной и детьми, Сергей Александрович с Елизаветой Федоровной, Павел Александрович с Александрой Георгиевной. Александра Георгиевна жила в Гатчине вплоть до своих вторых родов, которые привели к ее безвременной кончине.
Дяди императора, великие князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич, приезжали на охоту. Гатчинская охота на птиц и зверя продолжала славиться своим разнообразием. Еще при Александре II в 1857 году Гатчина стала главной охотничьей резиденцией русских царей, что оказало сильное влияние на жизнь дворца и города. При Императорском дворе существовала специальная егермейстерская служба, в состав которой входили егеря, псари, лесничие, ловчие, зарядчики и некоторые другие. Место для егерской службы было выбрано в Мариенбургской части города, на окраине дворцового парка. Там был выстроен ряд одинаковых домиков для размещения егерей с семьями. Одновременно были сооружены бесчисленные вольеры для собак, конюшни для лошадей, каретник, кухни и мастерские. Несколько позже на краю слободы возникли зверинцы для хищных зверей. Егерская слобода славилась своими мастерами, которые делали чучела разных зверей, начиная от полевой мышки и заканчивая оленем и лосем.
