Жду теперь только, чтобы узнать, чем кончатся переговоры о мире. Если хорошо кончатся, то, само собой разумеется, нам больше нечего здесь делать, если же затянутся и мы все-таки с Владимиром останемся в том же положении, как теперь, то мы решились проситься прочь отсюда. Невыносимо оставаться здесь и ничего не делать, ничего не знать, без известий, кроме дурацких и безграмотных телеграмм главнокомандующего. Он ни разу не потрудился мне сообщить, как идут переговоры и какие главные условия для заключения перемирия, я решительно ничего не знаю и совершенно, как будто меня здесь нет. Для чего я здесь, я сам не знаю! Что мне тут оставаться, к чему, кому я приношу пользу, решительно не понимаю. Остался я здесь, потому что Папá желал, чтобы я принял мой гвардейский корпус, но Дядя Низи, видно, не желает, и мне приказано оставаться здесь.
Боже, что я претерпел морально здесь за это время, не желаю никому пройти через это испытание, и все время мое положение было ненормальное, самое незавидное, каким-то чернорабочим, а прочим предоставили уже пожинать лавры за Балканами и именно тем, которые всего менее заслуживали это, как, например, Скобелев, Стругов и Гурко! А например, молодец генер. Радецкий, герой Шипки, оставлен в резерве. Кн. Мирский тоже. Все выдвигают самых низких и непорядочных людей. Правда, досадно и отвратительно. Я не о себе хлопочу, мне ничего не надо, я ничего не желаю, слава Богу, Господь помог мне исполнить мой долг до конца с честью, чего же мне больше, но за прочих досадно. Гвардия, например, какими молодцами себя показала, а об ней почти ничего не говорится, всегда глухо выражаются: отряд генер. Гурко, и больше ничего».
Приказ перейти в наступление к стороне Рущука, Разграда, Эски-Джумы и Осман-Базара поступил 13 января. И Восточный отряд под командованием цесаревича его с успехом выполнил: занял Разград, Эски-Джуму, Осман-Базар, Котел, а затем и Рущук. Русские войска стремительно двигались вперед, преследуя отступающих турок, и вскоре без единого выстрела взяли Адрианополь.
По словам А. М. Зайончковского, «войска были сильно утомлены и совершенно обносились; на людях были изношенные шинели и полушубки; не было сапог, а вместо фуражек — болгарские шапки и чалмы. Войсковые обозы остались далеко позади; сообщение с левым берегом Дуная было прервано ледоходом. Число отсталых вследствие обморожения ног было так велико, что в батальонах оставалось до 500 человек; кавалерия пострадала меньше, но в эскадронах было не более 80 коней; артиллерия всех колонн наполовину осталась позади; парки были в нескольких переходах, и снаряды везли лишь в передках и передних ходах зарядных ящиков; также мало было и патронов. Но надежда на скорый и славный конец великого дела поддерживала физические силы людей и не давала развиваться болезням, неизменно сопутствующим утомлению и лишениям».
Все ждали окончания войны. Ждали с волнением. Это волнение сквозило и в письмах цесаревича. В письме от 14 января он высказывает опасения насчет удачного исхода мирных переговоров с турками:
«Что делается в Главной квартире Д. Низи, решительно ничего не знаем: вот уже 3-й день без телеграмм. Ужасно боюсь, чтобы там не заварили кашу, которую потом придется расхлебывать несчастной России, из-за неспособности главнокомандующего.
Ты не можешь себе представить, до чего доходит недоверие к Д. Низи; несмотря на все эти блестящие дела за Балканами, которые, правда, шли великолепно по результатам, достигнутым нами, все еще боятся, чтобы он чего-нибудь не напутал, а теперь в особенности боимся, чтобы при мирных переговорах он не наделал бы глупостей с детским и наивным до глупости воззрением на настоящие события, от которых зависит все будущее для России.
Получил я сегодня в 3 ч. твое милейшее письмо № 79 от 1 января: ты не можешь себе представить, до чего эти 2 последних письма сделали мне удовольствие, просто не знаю, как тебя благодарить за них. Я с таким вниманием, с такой жадностью читал их. Теперь мне немного стало ясно, почему Папá решился нас оставить здесь, но не понимаю, как он мог не настоять на том, чтобы Обручев был бы наконец назначен; тогда еще было время, теперь уж поздно!..
Посылаю тебе еще целую коллекцию фотографий, и ты можешь видеть меня на ней с бородой, в моем полушубке. Одну группу отдай Сергею, с надписью для него… До свиданья, моя милая душка Минни, обнимаю тебя от всей души и целую мою собственную маленькую жену. Крепко целую душек детей. Христос с вами, мои душки. Твой верный друг Саша».
19 января в 17 часов состоялось подписание протокола об основаниях мира и условиях перемирия. Великий князь заставил турецких уполномоченных строго придерживаться присланного из Петербурга текста. Кроме того, потребовал полностью вывести турецкие войска из Болгарии и сдать крепости Видин, Рущук и Силистрию в Европе и Эрзурум в Азии. По условиям перемирия русские войска получили право на временное занятие, в продолжение переговоров, важных стратегических пунктов на обоих театрах войны.
Великий князь Николай Николаевич телеграфировал императору: «Имею счастье поздравить Ваше Величество. Предпринятое Вами святое дело благополучно приведено к концу. Основания мира, предложенные Вашим Величеством, приняты Портой, и протокол сию минуту подписан мною и уполномоченными султана. Перемирие заключено и подписано, и приказания о приостановлении военных действий немедленно отправляются во все отряды и на Кавказ. Все Дунайские крепости, Разград и Эрзурум очищаются турецкими войсками».
В тот же день Николай Николаевич отправил письмо своему племяннику. «Милый Саша! — писал он. — Нет у меня достаточно слов, чтобы тебе выразить всю мою глубокую и душевную благодарность за все время кампании, в которую тебе выпало на долю столь трудное дело сохранения моего левого фланга. Ты, поистине, выполнил эту нелегкую задачу вполне молодецки».
После того как воюющие стороны заключили перемирие, окончилась и боевая служба наследника. Цесаревич стал готовиться к отъезду в Петербург.
22 января в Петербург последовало очередное донесение от Николая Николаевича: «Вся совокупность фактов достаточно свидетельствует о полном поражении, нанесенном Турции славными войсками Вашего Императорского Величества, и о необходимости, в которую султан был поставлен предоставить себя вполне на великодушие русского государя».
27 января начались переговоры о мире с турецкими уполномоченными.
Домой
Из «Полного послужного списка наследника цесаревича Александра Александровича»:
«1878 год
— По заключении перемирия с Турцией отправился по железной дороге обратно в С.-Петербург — 1 февраля.
— Куда прибыл — 6 февраля.
— Пожалована золотая бриллиантами украшенная сабля с надписью: «За отличное командование Рущукским отрядом» при следующем Высочайшем рескрипте:
«В награду отличной храбрости и примерной распорядительности, выказанных Вами во все время командования Рущукским отрядом, с 25 июня 1877 по 1 февраля 1878 г., и в особенности при отражении неоднократных попыток неприятеля прорвать вверенную Вашему охранению оборонительную линию Всемилостивейше пожаловали Мы Вам золотую бриллиантами украшенную саблю с надписью: «за отличное командование Рушукским отрядом», которую при сем препровождая, пребываем к Вам Императорской милостью Нашею благосклонны» — 26 февраля».
