В тот роковой для него день 23 марта 1169 года Ширкух закатил очередной пир, длившийся множество часов. Одно блюдо сменяло другое; несколько раз советники намекали ему, что неплохо бы остановиться, но все было тщетно. Неожиданно Ширкух закашлялся и повалился набок. Баха ад-Дин утверждает, что он умер от «воспаления горла», но этот диагноз, разумеется, никак нельзя считать точным. Не исключено, что Асад ад-Дин просто подавился костью, но причиной смерти могли быть и заворот кишок, и прободение язвы желудка, и острый приступ аппендицита. Как понимает читатель, вскрытие трупа для установления точной причины смерти в те времена не проводилось. Но одно совершенно точно: внезапная смерть Ширкуха, пробывшего визирем Египта чуть больше двух месяцев, повергла его армию в глубокий траур и растерянность.
В траур — потому что и рядовые солдаты, и эмиры любили Ширкуха и готовы были следовать за ним в огонь и в воду. В растерянность — поскольку только теперь они осознали, что оказались в чужой стране, вдали от родины, и если среди египетской знати найдется лидер, который сплотит вокруг себя болтающиеся в Каире без дела многочисленные отряды наемников из разных стран, то дай им Бог унести отсюда живыми ноги.
После похорон Ширкуха эмиры собрались на совет, на котором после долгих прений избрали Салах ад-Дина его преемником. Причин тому было несколько.
Во-первых, почти ни у кого не было сомнений, что такой была бы последняя воля Ширкуха
[33].
Во-вторых, Салах ад-Дин уже плотно вошел в государственные дела страны, произвел немало кадровых перестановок внутри канцелярии визиря, отстранив от должности тех, кто казался ему не внушающим доверия, и, наоборот, приблизив к себе чиновников, на которых мог полагаться.
К такому же выбору независимо от эмиров пришли и советники халифа аль-Адида. Правда, при этом они руководствовались совершенно иными мотивами: им казалось, что неопытным и относительно молодым Салах ад-Дином, в отличие от его маленького, но грозного дяди, будет легко манипулировать, и таким образом де-факто вся власть и казна сосредоточатся в их руках.
Сразу после похорон Салах ад-Дин был вызван во дворец, где на него торжественно водрузили белый, расшитый золотом тюрбан визиря. Вслед за этим ему преподнесли и все остальные атрибуты власти — шелковую одежду с алой подкладкой, саблю с ножнами и рукоятью, инкрустированными драгоценными камнями, и великолепного коня рыжей масти с седлом и сбруей, украшенными чеканным золотом и жемчугом. В завершение церемонии Салах да-Дину были присвоены титулы султана и «аль-малик ан-насер» («победоносного короля»).
Придворные халифа аль-Адида, повторим, были уверены, что речь идет не более чем о грандиозном спектакле, после которого Салах ад-Дин станет марионеткой в их руках.
Бедные, как же они заблуждались!
Глава четвертая
БУДЬТЕ ГОТОВЫ, ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО!
Внезапная смерть дяди, безусловно, потрясла Салах ад-Дина больше, чем кого-либо другого. Не желая умереть такой же, по большому счету, жалкой и смешной смертью, он дал себе зарок никогда не брать в рот вина, а также соблюдать воздержанность в пище, вести по возможности здоровый образ жизни и вообще отныне строго следовать всем предписаниям ислама, включая соблюдение диетарных запретов, постов и т. д.
Одновременно это был его благодарственный обет Аллаху за то, что Он — внезапно и явно в соответствии с неким Своим высшим замыслом — дал ему в руки столь огромную власть.
Все произошедшее с ним с точки зрения религиозного человека попросту не могло быть игрой случая, и Салах ад-Дин день ото дня все больше уверовал в то, что именно на него, а не на его господина Нур ад-Дина Всевышний решил возложить великую миссию «освобождения», очищения владений ислама от крестоносцев.
«Я слышал, как он говорил: «Когда Аллах дал мне столь легко власть над Египтом, я понял, что Он намерен дать мне освобождение Побережья, ибо Он Сам вселил в меня эту мысль» (Ч. 2. Гл. 4. С. 74–75), — свидетельствует Баха ад-Дин.
Листая старые хроники и учебники истории, понимаешь, что именно первые месяцы пребывания у власти были для Салах ад-Дина самыми тяжелыми. В эти дни ему особенно не хватало отца — мудрого, имеющего огромный опыт в ведении государственных дел и дворцовых интриг Айюба Надж ад-Дина. Вдали от семьи и от любимого Дамаска Салах ад-Дин чувствовал себя одиноким, но — таков уж был его характер — тем больше он стремился преуспеть в качестве визиря Египта.
Он продолжил начатую еще при дяде кадровую чистку своей канцелярии, ставя на самые ответственные посты подходящих людей и покупая их верность дорогими подарками (нередко заменявшими тогда регулярную зарплату) и правом сбора налогов с определенных земель — икта. Здесь проявилось еще одно его замечательное качество, являющееся неотъемлемой чертой подлинного лидера: Салах ад-Дин умел мгновенно отличать пустозвонов и подхалимов от людей дела и в своей, как бы это назвали сегодня, кадровой политике опирался именно на последних.
Очень скоро вокруг него сформировалась группа единомышленников-интеллектуалов. Один из них — Иса — был факихом (то есть ученым-богословом и законоведом) и воином одновременно. Именно его советы, а также его закулисные переговоры с эмирами Нур ад-Дина в немалой степени помогли молодому правителю заручиться поддержкой последних на выборах визиря.
Но самое главное — он стал умножать и усиливать верную ему армию. Армия каждого эмира называлась в те времена по имени военачальника. Таким образом, отряд под непосредственным командованием Салах ад-Дина назывался «салахия», но он в начале завоевания Египта насчитывал лишь 500 воинов. Армия его дяди Ширкуха Асад ад-Дина называлась соответственно «асадия», но и в ней было лишь порядка тысячи воинов. Приблизительно такой же была и численность отрядов других эмиров, а основу сирийской армии, стоявшей в Египте, составляла «нурия», то есть армия, чьим непосредственным создателем и командиром считался сам Нур ад-Дин.
«Нурия» также декларировала свою преданность Салах ад-Дину, но он понимал, что ее бойцы будут верны ему лишь до тех пор, пока он сам предан Нур ад-Дину и признает себя его вассалом.
А потому Салах ад-Дин стал спешно призывать в «са-лахию» все новых и новых аскаров. Набирал он их как из своих соплеменников-курдов, так и из сельджуков и туркменов, не жалея для этого золота из попавшей в его руки казны Египта.
Его власть в Каире усиливалась день ото дня, и это не могло не тревожить окружение халифа, понявшее, как жестоко оно просчиталось.
Теперь придворные халифа аль-Адида думали исключительно о том, как избавиться от Салах ад-Дина, а вместе с ним и от всех пришельцев из Сирии. Особую ярость Салах ад-Дин вызывал у пользовавшегося огромным влиянием на халифа евнуха-нубийца Наджи. Ходили слухи, что именно Наджи едва ли не с детства подсадил аль-Адида на наркотики, и тот в итоге оказался в полной зависимости от своего евнуха, но достоверно это опять-таки неизвестно. Зато известно, что в значительной степени сила и влияние Наджи при дворце объяснялись тем, что ему беспрекословно повиновалось 40 тысяч всадников и 30 тысяч пехотинцев
[34], набранных в основном из числа чернокожих, хорошо обученных воинов-нубийцев, живших со своими семьями в отдельном квартале города.
