Размышляя, как бы ему избавиться от молодого выскочки-визиря, Наджи решил пойти по стопам Шавира и обратиться за помощью к королю Амори Иерусалимскому.
«Если Амори подойдет к Каиру, а мои нубийцы поднимут мятеж внутри города, Салах ад-Дин будет обречен» — таким или примерно таким был ход мысли евнуха.
Но, как уже было сказано, с первых же дней Салах ад-Дин показал, что умеет быть необычайно щедрым по отношению к тем, кто ему служит, что также касалось действовавших при дворце халифа осведомителей.
Таким образом, узнав о заговоре и о намерении Наджи обратиться к крестоносцам, Салах ад-Дин сумел перехватить его посланников к Амори, а затем, дождавшись, когда Наджи с небольшим отрядом выедет за город, велел напасть на него и убить на месте.
Известие об убийстве евнуха вызвало взрыв возмущения в нубийском квартале. Увы, в истории нет ничего нового: нубийские воины стали кричать, что «белые» сирийцы убили «черного» на расистской почве, и «белые» должны за это ответить.
Салах ад-Дин в ответ направил командирам нубийской гвардии послание, в котором провозгласил, что для Аллаха нет разницы между «белыми» и «черными» мусульманами, но есть разница между правоверными и врагами пророка. Наджи, объяснял он, был убит не за то, что он «черный», а потому что замыслил заговор и решил снова призвать франков в Египет.
Но нубийцы не желали ничего и никого слушать. В полном вооружении их воины двинулись в сторону квартала, где разместились сирийцы. Однако Салах ад-Дин был готов к такому повороту событий. Его относительно небольшая армия встретила нубийцев градом стрел. Вскоре на улицах Каира завязались тяжелые бои, продолжавшиеся несколько недель. Постепенно нубийцев оттеснили и заперли в их квартале, и они стали сдаваться.
Обе стороны в ходе этого противостояния понесли тяжелые потери, но казнь интригана-евнуха и столь решительное и, безусловно, умелое подавление мятежа значительно укрепили авторитет Салах ад-Дина как среди пришедших с Ширкухом эмиров Дамаска, так и в армии в целом. Именно после этого успеха он и в самом деле стал полноправным властителем Египта, которому предпочитали теперь повиноваться даже тайные недоброжелатели.
Тем не менее его положение оставалось крайне двусмысленным: ведь формально он вместе с дядей Ширкухом прибыл в Египет по поручению Нур ад-Дина и — вновь, по меньшей мере, формально — оставался одним из его эмиров. Но тот, кто хоть раз прикоснулся к власти, знает, что отказаться от нее еще тяжелее, чем от любви, а поделиться ею с кем-либо куда труднее, чем золотом.
За месяц с небольшим Салах ад-Дин успел так сильно подсесть на наркотик власти, что уже не представлял себя в роли покорного вассала.
Еще одна его проблема заключалась в том, что и Нур ад-Дин, и сирийские эмиры жаждали насадить в Сирии «подлинный», то есть суннитский ислам, уничтожив шиитскую «ересь». Не раз и не два они предлагали Салах ад-Дину казнить или тайно придушить халифа аль-Адида и провозгласить во всех мечетях страны верность «истинному», то есть багдадскому халифу.
Но Салах ад-Дин по целому ряду причин не спешил принять эти советы.
Во-первых, он не хотел, да и не мог обагрить свои руки убийством юноши-халифа. Да, слабого, безвольного, болезненного, законченного наркомана, но все же халифа. Причем того самого, который собственноручно возложил на него тюрбан султана. Аль-Адид никак ему не мешал, больше того, именно ему он должен был быть благодарен за свое возвышение — так как же он мог поднять на него руку?!
Во-вторых, он понимал, что отстранение аль-Адида от власти может привести к тому, что Нур ад-Дин объявит себя султаном Сирии и Египта, а ему достанется жалкая роль наместника. Воевать с Нур ад-Дином он не хотел, да и его армия вряд ли согласилась бы участвовать в такой войне.
В-третьих, слишком резкий переход от шиитского к суннитскому исламу мог привести к гражданской войне между сторонниками двух этих течений, а отец всегда говорил ему, что мудрый правитель избегает пролития крови. Поэтому Салах ад-Дин стал насаждать суннизм осторожно — меняя имамов мечетей, вводя в проповеди хадисы, приказывая упоминать в них обоих халифов — как фатимидского, так и аббасидского.
* * *
Салах ад-Дин едва успел укрепиться у власти, как замаячила новая угроза: неугомонный король Амори затеял очередной поход на Египет и появился под стенами Дамьетты (Думьята).
Глава пятая
ПОВЕЛИТЕЛЬ ЕГИПТА
Будучи дальновидным правителем и отнюдь не лишенным таланта полководцем, Амори, безусловно, мгновенно понял, что смена власти в Каире открывает возможности к объединению Египта и Сирии, а если это произойдет, то его королевство окажется в западне, и падение Иерусалима станет только вопросом времени.
Для предотвращения такого развития событий ему надо было любой ценой сохранить контроль хотя бы над какой-то частью Египта, точнее — как минимум над одним из трех его укрепленных и ключевых городов — Александрией, Бильбейсом или Дамьеттой.
Последняя была предпочтительнее всех, так как располагалась относительно недалеко от Святой земли, позволяла контролировать как море, так и сушу, а также была одновременно и удобным плацдармом для нового похода на Египет, и хорошей базой для отступления, если придется держать оборону. Поэтому Амори летом 1169 года стал предпринимать отчаянные попытки, чтобы собрать достаточную армию и нанести удар по еще не успевшему укрепить свою власть над Египтом Салах ад-Дину.
Для начала Амори призвал на помощь европейских монархов Людовика VII и Фридриха Барбароссу, но те были слишком заняты своими дрязгами в Европе и попросту не ответили на этот призыв. Тогда он обратился к византийцам, и в сентябре 1169 года адмирал Андроник Костосте-фанос привел 150 своих боевых и транспортных кораблей в Тир
[35]. Кроме того, Амори удалось договориться с пизанцами и рыцарями-госпитальерами, и таким образом под его началом оказалась достаточно грозная армия, во главе которой 27 сентября 1169 года он и появился под стенами Дамьетты.
Но и Салах ад-Дин все эти месяцы тоже не дремал. Можно долго спорить о том, каким образом он понял, что франки нанесут удар именно по Дамьетте — благодаря ли своей гениальной проницательности, умению угадывать ход мысли противника, или потому, что при дворе короля Иерусалимского у него были шпионы, сообщившие ему об этих планах. Но бесспорно одно: пока Амори собирал свою армию, Салах ад-Дин тщательно подготовил Дамьет-ту к осаде. Он ввел в город дополнительные пешие и конные подразделения, доверху забил все склады продовольствием, лично проследил за тем, чтобы были заделаны все слабые места в стенах и отремонтированы оборонительные сооружения. А главное, он пообещал жителям Дамьетты, что если они будут достойно сражаться и не отдадут город, то он окажет им самую действенную поддержку извне.
Таким образом, когда франко-византийская армия подошла к стенам Дамьетты, драгоценное время было упущено, ни о каком эффекте внезапности не могло быть и речи. Город был готов к тому, чтобы отразить врага, обладавшего самыми передовыми видами наступательных вооружений той эпохи — баллистами, передвижными башнями, осадными машинами, арбалетами и т. д.
