Армия же Салах ад-Дина в это время была разбросана по всему галилейскому побережью, и на то, чтобы собрать достаточное количество воинов для решительного штурма Тира, требовалось время. Но как раз времени у Салах ад-Дина было в обрез: была пора сбора урожая, и не только многие рядовые воины, но и эмиры рвались домой, чтобы заняться хозяйством.
И вновь, взвесив все «за» и «против», Салах ад-Дин приказал племяннику отойти от Тира и взять Гебал (Библ)
[63] — город, расположенный между Тиром и Триполи. Но брать его не понадобилось — эта крепость, как вскоре и Ботрун (Ботрис), была сдана без боя в качестве выкупа за своего сеньора, попавшего в плен при Хаттине.
Падение Гебала означало, что теперь между Тиром и Триполи прервалась всякая связь, и сразу после этого Салах ад-Дин вместе с подошедшим с Египта подкреплением сосредоточился на южном направлении — на линии Газа — Яффо — Ашкелон, которая все еще оставалась в руках франков.
Здесь он решил попробовать действовать тем же способом, что и в Гебале. Газа считалась вотчиной тамплиеров, и Салах ад-Дин, вызвав к себе магистра Жерара де Ридфора, предложил ему свободу в обмен на сдачу города — и магистр согласился. Затем то же предложение он сделал сеньору Ашкелона, королю Ги де Лузиньяну.
Салах ад-Дин ждал ответа от пленного из Иерусалима с особым нетерпением, так как осада Ашкелона уже шла, его жители демонстрировали чудеса героизма, явно были готовы стоять насмерть, а Салах ад-Дина, как уже было сказано, поджимало время. Но как выяснилось, были в мире вещи, которые Ги де Лузиньян ценил выше собственной свободы. Да, возможно, он был бездарным полководцем и никудышным политиком, но при этом он оставался верным своим понятиям о чести и христианском долге.
Ги попросил у Салах ад-Дина дать ему возможность встретиться с делегацией защитников города, и правитель Египта и Сирии милостиво согласился.
— Я не желаю, чтобы вы сдавали город ради меня, но если Ашкелон и в самом деле больше не в силах сопротивляться, пусть люди знают, что капитулируют по моему приказу! — сказал Ги на этой встрече.
И Ашкелон продолжил сопротивляться. Несколько раз Салах ад-Дин посылал в город Жерара де Ридфора, который уговаривал его жителей «проявить благоразумие», но битва продолжалась. В результате Салах ад-Дину пришлось стянуть к Ашкелону значительную часть своей армии, и лишь 5 сентября (по другим данным, 19 сентября) после полуторамесячной осады баллистам удалось разрушить крепостные стены, и в ходе яростной атаки город был взят. По другой версии, причиной его падения стал приказ о капитуляции, отданный королевой Сибиллой, — в обмен на обещание Салах ад-Дина выпустить ее мужа из плена.
Таким образом, спустя 53 года после захвата крестоносцами Ашкелон вернулся под власть мусульман.
Салах ад-Дин снова проявил свойственное ему милосердие к побежденным. Жители Ашкелона вместе со всем своим движимым имуществом были отправлены в Александрию, где по поручению Салах ад-Дина его придворные проследили, чтобы итальянские купцы, несмотря на все их нежелание это делать, перевезли их в Европу.
Историки с обеих сторон подчеркивают, что в армии Салах ад-Дина царила строжайшая дисциплина, и, следуя его приказу, ни в одном из захваченных мусульманами городов не было ни убийств, ни насилия над христианским населением. Более того — в ряде городов христиане, исповедовавшие православие, наряду с мусульманами встречали воинов Салах ад-Дина как освободителей — по той причине, что нередко терпели притеснения от своих единоверцев-католиков.
Однако в реальности картина, видимо, была отнюдь не столь благостной. Достаточно вспомнить рассказ Ибн аль-Асира о том, как он купил на рынке в Алеппо молодую рабыню-христианку из Яффо. Женщина, на руках у которой был годовалый ребенок, рассказала ему, что в ходе штурма Яффо были убиты шестеро ее братьев. Судьба мужа и сестер была ей неизвестна, но не исключено, что и они были убиты.
Ибн аль-Асир уверяет, что речь идет об исключении, и такой жестокой участи подверглись только жители одного города, но верится в это с трудом. Увы, весь ход истории доказывает, что ни в одной, самой дисциплинированной армии не обходится без случаев насилия и произвола, подчас леденящих кровь своей жестокостью.
И все же следует признать, что «мусульманская реконкиста», осуществлявшаяся под командованием Салах ад-Дина, была куда менее кровавой и более гуманной, чем завоевание Святой земли крестоносцами.
Падение Яффо означало, что вся береговая линия от Газы до Бейрута контролировалась военным флотом Салах ад-Дина. Внутри страны еще кое-где полыхали отдельные очаги сопротивления — к примеру, стоял замок Бофор (Бельфорт), принадлежавший уже упомянутому выше Рено Сидонскому; стояли крепости Крак-де-Шевалье и Крак-де-Моав, но все это уже не имело никакого значения. Иерусалим и его окрестности окончательно превратились в крошечный островок посреди мусульманского моря. Теперь жителям этого самого сакрального города планеты оставалось уповать только на чудо.
* * *
В начале сентября 1187 года первые отряды армии Салах ад-Дина появились у Бейт-Лехема (Вифлеема), бывшего уже тогда предместьем Иерусалима. А 4 сентября все жители Святой земли могли наблюдать солнечное затмение. Находившийся при Салах ад-Дине астролог истолковал его однозначно: это закатывается солнце пришельцев с Запада и Аллах передаст в руки мусульман город, в который пророк Мухаммед совершил свое ночное восхождение.
Согласно преданию, астролог так же точно предсказал дату падения Иерусалима, связав его с днем восхождения пророка в Небесный Иерусалимский храм, но при этом добавил, что когда Салах ад-Дин войдет в Аль-Кудс, то потеряет один глаз.
— Ради того чтобы овладеть Иерусалимом, я готов потерять один глаз!
[64] — согласно тому же преданию, ответил Салах ад-Дин.
Однако на самом деле — это подтверждают историки и свидетельствует весь ход дальнейших событий — Салах ад-Дин мечтал взять Иерусалим без кровопролития, также, как в 638 году это сделал халиф Омар, и изначально был готов к тому, чтобы пощадить его жителей. Как уже не раз говорилось, война была для него всегда вынужденным средством, а не самоцелью, и он всю жизнь следовал усвоенной от отца суфийской истине о том, что лучшая война — это та, которой удалось избежать.
Жителями Иерусалима затмение было истолковано точно так же — как предвестие их неизбежного поражения. Впрочем, для такого прогноза не нужно было никакого знака Свыше: среди более чем шестидесяти (по некоторым источникам, ста) тысяч жителей города значительную часть составляли крестьяне, явившиеся сюда, чтобы укрыться со своими семьями от сарацин. Число обученных воинов не превышало пять тысяч человек (по другим данным, их было вообще всего несколько сотен, но в это уже верится с трудом). Таким образом, нечего было думать о том, чтобы они смогли выстоять против огромной армии сарацин.
