Но одним из важнейших качеств Салах ад-Дина была способность признавать собственные ошибки и быстро менять решения. Встретив у западной стены Иерусалима столь отчаянное и хорошо организованное сопротивление, он отдал приказ перенести все баллисты и 12 осадных машин, а также значительную часть лучников к восточной (хроники называют ее северной, но это, вероятно, ошибка) стене. Это был правильный ход, так как эта стена была куда хуже укреплена, чем западная, и 29 сентября под прикрытием шквального огня лучников саперам удалось пробить в ней брешь в районе ручья Кедрон. С этого момента падение города стало вопросом одного-двух дней, а то и всего нескольких часов.
Христианские историки расходятся во мнении, кто именно в этой ситуации стал инициатором переговоров с Салах ад-Дином. По одной версии, это был Бальян, осознавший, наконец, всю бессмысленность сопротивления. По другой — с таким призывом к горожанам выступил патриарх Ираклий, заявивший, что если продолжать борьбу, сарацины осквернят церкви и обесчестят всех женщин, и якобы это обращение окончательно подорвало боевой дух защитников Иерусалима.
Как бы то ни было, Бальян де Ибелен снова сел на коня и с белым флагом в руках направился в ставку Салах ад-Дина. Представ перед султаном, он заявил, что принимает сделанное тем девять дней назад предложение о сдаче города.
Но, согласно Ибн аль-Асиру, Салах ад-Дин на этот раз решил проявить неуступчивость. Он заявил, что время переговоров истекло, и после начала сражения он дал клятву взять город силой своей сабли — так, как когда-то сделали франки. И так же как это когда-то сделали франки, истребить в нем всех христиан. Единственное, что может освободить его от этой клятвы — это немедленная сдача города без всяких условий.
Зная Салах ад-Дина, нетрудно догадаться, что это была не более чем игра: он понял, что Бальян морально готов к капитуляции и не собирался упускать шанса избежать ненужных жертв. Тем не менее протягивать руку Бальяну, явившемуся в качестве просителя, по сути, признавшего поражение, он не спешил. К тому же теперь им было еще что обсудить.
Но напомним, что Бальян был лично знаком с Салах ад-Дином не один год, а потому правильно понял его слова и продолжил переговоры. Как утверждает Ибн аль-Асир, командующий обороной Иерусалима попросил султана, по меньшей мере, гарантировать жизнь всем жителям города, но Салах ад-Дин отказался что-либо обещать.
Тогда Бальян де Ибелен обратился к Салах ад-Дину с речью, которая в интерпретации Амина Маалуфа звучала следующим образом:
«О султан, да будет тебе известно, что в этом городе находится множество людей, число которых знает только Бог. Они не спешат участвовать в бою, ибо надеются, что ты сохранишь им жизнь, как ты это сделал для других; они любят жизнь и ненавидят смерть. Но если мы увидим, что смерть неизбежна, тогда, клянусь Богом, мы убьем наших жен, мы сожжем все, что имеем, мы не оставим вам в качестве добычи ни одного динара, ни одного дирхема, ни одного мужчины и ни одной женщины, которых вы бы смогли увести в рабство. В заключение мы разрушим святыню Гроба Господня, мечеть Аль-Акса и другие места, мы убьем пять тысяч мусульманских узников, находящихся у нас в плену, и потом уничтожим всех верховых и вьючных животных. И, наконец, мы выйдем и будем сражаться с вами не на жизнь, а на смерть. Никто из нас не умрет прежде, чем убьет многих из вас»
[66].
Салах ад-Дин был, несомненно, тронут пылом мужественного рыцаря и едва не встал, чтобы протянуть ему руку, но сдержался, вспомнив, что такая горячность не к лицу властелину. Поэтому, повернувшись к своим советникам, большинство из которых были богословами, он спросил, может ли он отказаться от своей клятвы взять город силой, чтобы избежать разрушения исламских святынь.
В самом этом вопросе, как нетрудно увидеть, уже заключался ответ, но советники не спешили высказать свое мнение. Они поняли, что в своем великодушии султан уже готов даровать жизнь жителям Иерусалима без всяких условий, а возможно, как это уже было в других городах, и с сохранением за ними права вывезти все движимое имущество, и вот этого допустить было никак нельзя. Война опустошила казну, а ведь надо было еще как-то расплачиваться с воинами и щедро одаривать эмиров! Иерусалим считался сказочно богатым городом, и этим обстоятельством надо было воспользоваться для поправки состояния финансов султаната.
Поэтому ответ советников был следующим: да, конечно, ради сохранения исламских святынь Салах ад-Дин может освободить себя от поспешной, данной в минутном порыве клятвы, но жители Иерусалима должны получить жизнь и свободу не даром, а заплатить за них — так как они фактически уже являются пленниками.
По другой версии, Салах ад-Дин вообще дал Вальяну ответ не сразу, а велел вернуться на следующий день. Только после этого он собрал совет богословов по поводу того, как быть с его клятвой. Те (безусловно, чувствуя настроение султана) постановили, что овладев городом без боя, Салах ад-Дин… не нарушит своей клятвы, так как сам факт его взятия будет означать моральное крушение его стен и духовное истребление христианского населения. Что, кстати, вполне соответствовало истине. Но, разумеется, христианские пленники должны быть отпущены не даром, а за определенный выкуп, с одной стороны, расплатившись таким образом за свое упрямство, а с другой — оплатив мусульманам расходы на ненужную войну.
Между тем, пока Бальян де Ибелен находился в ставке Салах ад-Дина, в Иерусалиме царила паника. Священники вместе с Ираклием и мужчинами прошли крестным ходом по стенам. На площадях были поставлены чаны с водой, в которые женщины окунали дочерей, отрезая им предварительно косы и совершая таким образом обряд их пострига в монахини в надежде, что это защитит девочек от изнасилования.
Но после того как Салах ад-Дин сообщил о своей готовности вести переговоры, начался обычный торг о размере выкупа, который должны заплатить иерусалимцы. Из хроник следует, что переговоры эти велись уже без непосредственного участия Салах ад-Дина и Бальяна, и в ходе них стороны несколько раз обменивались делегациями.
Сначала представители Салах ад-Дина потребовали выкуп в 100 тысяч динаров (безантов, или золотых монет), но глава иерусалимской делегации заявил, что горожанам неоткуда взять такую сумму. Тогда решили сделать выкуп индивидуальным и сошлись на том, что он составит 10 динаров за мужчину, пять — за женщину и два — за ребенка. Для уплаты этого выкупа был назначен срок 40 дней, по истечении которого пленники бы считались рабами, а тот, кто заплатил выкуп, мог отправиться куда пожелает, со всеми своими пожитками.
Но Бальян, которому и эта сумма показалась чрезмерной, снова появился в лагере сарацин, чтобы лично встретиться с Салах ад-Дином и воззвать к его милосердию. Большинство жителей города крайне бедны, объяснил он, лишь двое из каждых ста человек способны внести подобный выкуп, а потому нельзя ли освободить семь тысяч бедняков за общую сумму в 30 тысяч динаров?
