Как пишет Амин Маалуф, «к ужасу казначеев», Салах ад-Дин мгновенно на это согласился — деньги, напомним, для него никогда не играли особой роли, и он нередко, не задумываясь, швырял их налево и направо.
Чрезвычайно показательно сравнить такое поведение Салах ад-Дина с тем, как вели себя тамплиеры и госпитальеры, которые вроде бы должны были следовать христианским принципам милосердия по отношению к своим неимущим единоверцам. Но нет:
«И тогда приехали патриарх и Бальян, и послали к тамплиерам и госпитальерам, и к горожанам, и просили их Бога ради помочь бедным людям, оставшимся в Иерусалиме. Они помогли им, и тамплиеры с госпитальерами также дали, но не столько, сколько были должны <…> Ибо они совершенно не опасались, что к оным [беднякам] применят силу, поскольку их в этом заверил Саладин. Если бы они знали, что бедняков притеснят, они дали бы больше…»
[67].
Говоря попросту, рыцари отказались вносить плату за бедняков, поскольку были абсолютно уверены, что тем ничего не грозит, и даже из рабства их рано или поздно освободят.
Так отчасти все и случилось.
В пятницу, 2 октября 1187 года, Салах ад-Дин торжественно вступил в Иерусалим. По мусульманскому календарю это был 27-й день месяца раджаб, то есть тот самый день, когда мусульмане празднуют ночное вознесение пророка в Иерусалим — и таким образом сбылось предсказание астролога
[68].
Его армия строго следовала приказу, и никаких убийств и грабежей в городе не было. Каждую улицу патрулировал отряд из десяти гвардейцев Салах ад-Дина, возглавляемый двумя командирами. Каждого, кто был уличен в насилии или грабеже, ждала смертная казнь. Святой град не должен быть опорочен преступлениями — таков был смысл приказа Салах ад-Дина.
Это, безусловно, не мешало мусульманам толпиться на рынке или просто заглядывать во дворы, скупая у местных жителей за бесценок их имущество, так как те понимали, что всё увезти все равно не удастся, да и, дай Бог, собрать сумму, требуемую для выкупа всей семьи.
Предложения некоторых своих наиболее ретивых советников разрушить в качестве мести христианские храмы Салах ад-Дин тут же отверг, но с мечети Купол Скалы, установленной на месте, где некогда была святая святых Иерусалимского храма, был сброшен крест, а мечеть Аль-Акса, переделанная крестоносцами в собор, снова стала мечетью.
В тот первый день своего пребывания в Иерусалиме Салах ад-Дин в сопровождении огромной толпы советников, эмиров, богословов и простых воинов ходил от одной святыни к другой и возле каждой простирался ниц, самозабвенно молился и рыдал, как ребенок.
Какие чувства кроме религиозного трепета владели им в те минуты? Что вообще чувствует человек, осуществивший после десятилетий упорной борьбы заветную мечту своего детства, причем сделавший это без кровопролития, ну, или почти без кровопролития? Способен ли он вообще выразить это чувство словами?!
Но не менее важно понять и то, какие нелегкие вопросы встают перед таким баловнем судьбы в этот момент. Если главная цель достигнута, то что дальше?! Безусловно, он должен вернуть власть ислама на все земли, на которые она когда-то распространялась, но значит ли это, что все франки должны быть непременно изгнаны из Святой земли? Или все народы, исповедующие монотеизм, могут сосуществовать на ней бок о бок, признавая верховенство ислама? Должны ли христиане или евреи отказаться от своих заблуждений и перейти в веру пророка Мухаммеда? Или правы те богословы, которые утверждают, что все эти религии по-своему истинны, и в конце времен Мухаммед, Муса-Моисей и Иса-Иисус сядут судить каждый свою паству по тем законам, которые Бог установил для каждой из этих трех религий?
Все эти непростые, с одной стороны, чисто теологические, а с другой — вполне конкретные жизненные вопросы вставали в тот день перед Салах ад-Дином. Как мы увидим, он отнюдь не стремился сделать свое государство монорелигиозным или мононациональным, и в этом смысле, вне сомнения, являлся одним из самых ярких представителей гуманистического направления в исламе.
* * *
Христиане Иерусалима тем временем собирали вещи и деньги, необходимые, чтобы заплатить выкуп. У большинства требуемой суммы не было и в помине, и они собирались у городских ворот и с плачем молили о милостыне. Первым при виде этих сцен дрогнуло сердце аль-Адиля, и он попросил своего царственного брата выпустить без всякого выкупа тысячу бедняков в счет той доли добычи, которая причитается ему за участие в войне.
Узнав об этом, патриарх Ираклий попросил Салах ад-Дина освободить еще 700 жителей, а Бальян присовокупил к этой цифре 500 бедняков. Таким образом, 22 тысячи золотых монет, которые должны были поступить за этих людей в казну, были уже потеряны.
Но Салах ад-Дин уже не мог остановиться: его сердце ликовало, и ему хотелось, чтобы в эти дни его триумфа не было бы на свете ни одного человека, который бы в душе проклинал его. Для начала он отдал приказ освободить без выкупа всех стариков. Затем — вдов и сирот воинов, павших в битве при Хатгине. Причем последних было велено не только освободить, но и дать им каких-то денег на дорогу.
Выслушивая эти повеления, финансисты Салах ад-Дина были в отчаянии: все их расчеты на то, что собранных денег хватит, чтобы расплатиться с армией, и еще более или менее значительную сумму удастся доставить в Дамаск, рушились на глазах.
Они попытались убедить повелителя в обмен на освобождение без выкупа бедняков увеличить размер выкупа для богатых, но Салах ад-Дин оскорбился: неужели ему предлагают нарушить подписанное соглашение?! Неужели его советникам хочется, чтобы правоверных обвинили в нарушении договоров?! Нет, христиане должны знать, в чем заключается истинное лицо ислама: в верности слову, а также в щедрости и подлинном милосердии.
Многие его приближенные так отнюдь не считали. Они не без оснований указывали, что иерусалимские купцы и аристократы без труда и даже с лихвой могли заплатить выкуп за своих неимущих соплеменников, и при этом не очень бы сильно обеднели. Имад ад-Дин аль-Исфахани пишет, что он был крайне возмущен, узнав, что патриарх Ираклий, заплативший за себя причитающиеся со взрослого мужчины 10 динаров выкупа, выехал из города с десятками телег и верблюдов, нагруженных золотом, серебром, коврами и всевозможной ценной утварью.
На одном из верблюдов ехала любовница патриарха, за которую он поначалу «забыл» заплатить выкуп, видимо, решив немного сэкономить. По другой, еще более забавной версии, Ираклий пытался выехать из города, не заплатив выкуп даже за самого себя, и Салах ад-Дин лично остановил его у ворот, потребовал расплатиться, после чего патриарх дрожащими руками отсчитал 10 динаров и положил их на поднос перед султаном.
«Этот христианский священник везет богатства на сумму не меньше, чем 200 тысяч динаров. Мы разрешили им увозить свое добро, но не сокровища церквей и монастырей. Их нельзя отдавать, останови его!» — воззвал в этот момент Имад ад-Дин к своему повелителю. Но Салах ад-Дин остался непреклонен: договоры надо выполнять, а в подписанном ими договоре — пусть это и было ошибкой! — ни слова сказано о том, что делать с церковным имуществом, а значит, оно считается личным имуществом священников.
