Еврейские источники сообщают, что сразу после овладения Иерусалимом Салах ад-Дин разослал лидерам еврейских общин во всех городах своей страны письма, в которых призывал их поощрять заселение евреями Святой земли и прежде всего Иерусалима, «который принадлежит как нам, так и вам».
Неудивительно, что Салах ад-Дин мгновенно стал любимым героем евреев Ближнего Востока, начавших уподоблять его персидскому царю Киру, разрешившему в свое время евреям вернуться на родину из Вавилонского плена. Для евреев с этого момента не было никакого сомнения, что Салах ад-Дин осенен Святым духом («руах ха-кодеш») и Всевышний дарует ему победу, ибо его деяния Ему угодны.
Вот как восторженно писал об этом призыве Салах ад-Дина еврейский поэт Иегуда Альхаризи (1170–1235):
И овладел им дух силы и мужества,
И поднялся он и все его воинство из Египта,
И явились к Иерусалиму.
И отдал Бог город в его руки,
И велел он глашатаям в каждом городе
Провозгласить слово об Иерусалиме,
Чтобы явился сюда каждый из семени Эфраима,
Кто живет от Ассирии до Египта
И до края небес;
Чтобы собрались они здесь и укрепились в его границах;
И с тех пор живем мы здесь под сенью мира…
Безусловно, это восхваление Салах ад-Дина чрезмерно. Он никогда не считал евреев (как и христиан) равными мусульманам; никогда бы не допустил их уравнивания в правах, так как это означало бы и признание того, что иудаизм и христианство по значению равны исламу.
Вне сомнения, Юрий Колкер прав в утверждении того, что Салах ад-Дин видел в евреях в первую очередь полезных слуг, а его разрешение селиться им в Святой земле и в Иерусалиме было продиктовано экономическими интересами. Салах ад-Дину крайне важно было как можно скорее заселить опустевший после исхода христиан Иерусалим, восстановить экономику региона, и евреи могли сыграть в этом весьма позитивную роль
[73]. Таким образом, в данном случае он еще раз подтвердил свое реноме мудрого государственного деятеля.
И все же было в этом шаге и нечто большее — свойственная в ту эпоху, пожалуй, только ему широта жеста, достаточная веротерпимость, желание видеть довольными всех своих подданных, и — что самое главное — признание за евреями — при всех ограничениях — права жить на своей исторической родине.
В связи с этим представляется крайне интересным, как повел бы себя Салах ад-Дин, если бы в наши дни ему было доверено вести от имени мусульманского мира переговоры об урегулировании арабо-израильского конфликта. Занял бы он в нем столь же жесткую позицию, которую занимают сегодня палестинские лидеры, и до какого предела простиралась бы его готовность к компромиссу?
Ответов на эти гипотетические вопросы, разумеется, нет. А вот факты свидетельствуют, что в ответ на призыв Салах ад-Дина в Иерусалиме очень скоро появилась небольшая еврейская община.
В 1191 году, когда Салах ад-Дин велел разрушить Ашкелон, в Иерусалим перебрались евреи из этого города. В 1209–1211 годах сюда прибыла большая группа евреев, бежавших из Англии и Франции, а затем к ним присоединились евреи Магриба. С тех пор число евреев в Святой земле только росло, закладывая тем самым основу для их будущего массового возвращения на землю предков и восстановления своей государственности.
Не случайно одна из улиц Иерусалима и сегодня носит имя Салах ад-Дина, и на ней можно встретить как евреев, так и арабов, находящих общий язык друг с другом.
* * *
Как и в других завоеванных городах, Салах ад-Дин пробыл в Иерусалиме около месяца.
Он мог бы занять под свою резиденцию любой из великолепных иерусалимских дворцов, брошенных побежденными, включая, разумеется, дворец короля или патриарха, но удовольствовался небольшой пристройкой к мечети Аль-Ханака, расположенной неподалеку от храма Гроба Господня. В пристройке были всего одна спальня и одна небольшая комната, в которой с трудом могли уместиться шесть-восемь человек, — на тот случай, если ему нужно было провести совещание со своим ближайшим окружением. Таким образом, и после величайшего триумфа Салах ад-Дин остался верен себе, своим принципам проявления скромности и умеренности во всем.
По мере того как поступали деньги от христиан, покидающих Иерусалим, Салах ад-Дин щедро раздавал их эмирам для того, чтобы они выплатили вознаграждение воинам, а также, разумеется, богословам, законникам, дервишам.
Ордену последних он отдал роскошный дворец патриарха, который был переделан в приют с прилегающей к нему молельней и назван Ханкат Салахия — «Новоселье Салах ад-Дина». Так же в честь Салах ад-Дина была названа новая большая богословская школа Медресе Салахия, созданная в бывшей обители Святой Анны. В медресе был также превращен приют Святого Иоанна — бывший оплот рыцарей-госпитальеров. Все изображения креста, все надписи латиницей, все скульптуры в бывших католических храмах и общественных зданиях были попросту уничтожены
[74].
Таким образом, город буквально на глазах вновь становился таким, каким был до завоевания его крестоносцами, то есть в первую очередь мусульманским.
Вместе с тем многие христианские храмы были сохранены и переданы греческой православной церкви, адепты которой продолжали спокойно жить в городе наряду с мусульманами и начавшими прибывать евреями. Этот его жест был по достоинству оценен в православном мире — византийский император Исаак II Ангел направил Салах ад-Дину свои поздравления с взятием Иерусалима, а греческий патриарх поспешил в Святой град, чтобы засвидетельствовать свое уважение султану и, само собой, принять под свое покровительство христианские храмы города. Именно со времен Салах ад-Дина и вплоть до наших дней большинство христианских храмов и огромные участки земли в Иерусалиме находятся в ведении православного греческого Иерусалимского патриархата.
Одновременно Салах ад-Дин отдал распоряжения по ремонту и укреплению крепостных стен Иерусалима, а также всей оборонной системы города — он понимал, что христиане не смирятся с поражением и война за город и Палестину в целом еще далеко не закончена. В этом его убеждали и эмиры, почти на каждом совете повторявшие, что «франки не выпустят из рук своих городов, если им эти руки не отрубить до плеч». Опьяненные победами, они призывали своего повелителя продолжить поход и овладеть Тиром, чтобы окончательно лишить пришельцев плацдарма для высадки на Святой земле со стороны моря.
30 октября Салах ад-Дин вместе со всей своей армией покинул Иерусалим. «Мне рассказывали, — пишет Баха ад-Дин, — что когда султан уезжал из Иерусалима, он не увозил с собой ничего из тех богатств, которые ему достались, а они достигали 2200 динаров» (Ч. 2. Гл. 36. С. 137–138).
