Глава вторая
МЕЧТАТЕЛЬ ИЗ ДАМАСКА
«…Торговля в Сирии прибыльна. Из Палестины вывозят оливковое масло, сушеные смоквы, изюм, сладкие рожки, платье из полушелковой ткани, мыло и фрукты. Из Иерусалима — сыр, хлопок, превосходный айнунский и дурийский изюм, яблоки, бесподобные зерна пиния, зеркала, резервуары для ламп и иголки. Из Ариха — прекрасное индиго. Из Сугара и Бейсана — индиго и финики. Из Аммана — зерно, ягнят и мед. Из Табарии — ковровые ткани, бумагу и хлопчатобумажные ткани. Из Кадеса — ткани с двойной основой, ткани, называемые ал-балийсни, и веревки. Из Сура — сахар, бусы, гравированное стекло и изящные изделия. Из Меаба — миндаль. Из Бейсана — рис, индиго и финики. Из Дамаска — оливковое масло, ткани, ал-балийсни, парчу, посредственное фиалковое масло, медную посуду, бумаги, орехи, сушеные смоквы, изюм. Из Халеба — хлопок, платья, поташ и охру. Из Баальбека — спрессованные в виде кирпичей смоквы», — писал живший в X веке географ аль-Мукаддаси
[23].
Любопытно, что, несмотря на Крестовые походы и прочие войны, пронесшиеся над Ближним Востоком, Сирия и в XII веке оставалась таким же процветающим краем, поражающим пришельцев из Европы изобилием, невиданными, необычайно развитыми, с их точки зрения, технологиями и утонченностью образа жизни.
Но даже в блистательном списке городов, приводимом аль-Мукаддаси, Дамаск занимал особое место.
Город, чья история уходила поистине в незапамятные времена, упоминающийся еще в Книге Бытия — первой книге Пятикнижия, сменивший великое множество правителей, бывший в свое время столицей халифата Омейядов, Дамаск и в XII веке поражал любого, кто впервые в нем оказывался. Хорошо укрепленный, отстроенный солидными каменными домами высотой иногда до пяти этажей, каждый из которых при желании мог быть превращен в крепость, Дамаск впечатлял купцов и путешественников прежде всего гигантским рынком. Лавки Дамасского базара ломились от всевозможных товаров, а также харчевен, где продавалась настолько вкусная и дешевая еда, что мало кто из жителей готовил и ел у себя дома — это попросту не имело смысла. Только на путешествие по базару и ознакомление с продающимися товарами мог уйти целый день. А еще в Дамаске были великолепные оружейные мастерские, где кузнецы ковали мечи и сабли из знаменитого местного булата, способность которого резать кольчугу, как масло, похоже, все же сильно преувеличена.
Были здесь и величественные мечети, служившие не только домами молитвы, но и центрами общественной жизни; были школы-медресе, где молодежь обучалась исламским наукам и праву; имелись здание суда и дворец правителя. А еще — бани и кофейни, являвшиеся одновременно клубами, где собирались любители поэзии и философии, чтобы почитать стихи, поговорить о вечных вопросах бытия и, само собой, обсудить последние новости местной и региональной политики.
Сирию часто называют арабской страной, а Дамаск, соответственно, считается арабским городом, но следует помнить, что его основное население составляли не столько арабы, сколько турки, курды и представители других народов, принявших ислам. Сами себя они идентифицировали как «мусульмане», не особенно вдаваясь в этническое происхождение, бывшее для них вторичным. Арабами их всех, под одну гребенку, назовут позже именно европейцы. Кроме того, в городе жили немало евреев и христиан — армян, греков и арамейцев, обитавших в своих кварталах, которые, впрочем, не были обособлены от других районов города.
Таким образом, Дамаск был по-настоящему космополитическим, многонациональным городом, в котором тесно переплетались различные языки, культуры и традиции, и это, отметим вновь, не могло не повлиять на формирование личности юного Салах ад-Дина.
Разумеется, мусульманское население города чтило заповеди ислама, но в то же время было достаточно либеральным в вопросах религии. Центрами вольнодумства были те же кофейни, а если мусульманам хотелось попробовать запрещенного Кораном вина, то они шли в многочисленные трактиры Армянского квартала, где за столами тоже звучали стихи и музыка.
Впрочем, такая атмосфера была в ту эпоху характерна для многих крупных городов исламского Востока, жители которых, в числе прочего, наслаждались и свободой слова, без опаски высказывая критику в адрес как светских правителей, так и духовных авторитетов.
Мы пьем вино.
«О, есть ли грех страшней!» —
кази кричит, заботясь о мошне!
Мы вправду кувшины опустошаем,
Но грабить сирых разве не грешней?! —
писала жившая во второй половине XII века великая поэтесса Мехсети Гянджеви, и в этих строках отчетливо чувствуется атмосфера Восточного ренессанса. Это — та самая атмосфера, которая оказала значительное влияние на все мировоззрение и характер Салах ад-Дина. В Дамаске он получил самое глубокое и утонченное образование, какое только возможно было получить правоверному мусульманину.
Безусловно, в первую очередь он был хорошо образован с религиозной точки зрения и впоследствии ставил знание богословия и религиозной философии выше всех остальных наук и искусств. С возрастом, как это часто бывает, его религиозное рвение усилилось и стало трансформироваться в фанатизм и нетерпимость. Но в тот период, согласно всем источникам, Салах ад-Дин увлекался поэзией, любил пировать с друзьями в Армянском квартале, да и вообще вел образ жизни, типичный для дамасского юноши из богатой и влиятельной семьи.
Если бы в те дни, когда Юсуфу, сыну Айюба, было 17 или 18 лет, его спросили, кем он хочет стать, то он бы ответил, что, хотя отец видит его эмиром, он предпочел бы карьеру поэта или богослова (несмотря на слабость к запретному вину). Жизнь эмира, то есть воителя и правителя какого-нибудь городка или деревни, его совсем не прельщала. Но вот славы на весь исламский мир ему, видимо, хотелось уже тогда.
Вместе с тем юный Юсуф продолжал под руководством аскаров отца постигать воинское искусство, любил скачки и другие конские забавы, часто выезжал просто погарцевать на одном из породистых жеребцов из загородной конюшни отца.
Во время таких прогулок Салах ад-Дина, как и других сыновей Айюба Надж ад-Дина, всегда сопровождал небольшой отряд телохранителей. Связано это было, во-первых, с тем, что, как и в любом богатом городе, в Дамаске хватало уличных грабителей, а во-вторых — и это, пожалуй, было главным, — у бывшего правителя Баальбека хватало политических недругов, и они могли попытаться свести с ним счеты, напав на его детей. Убийства политических противников или кого-то из членов их семей, увы, было в Дамаске того времени совсем нередким явлением.
Когда Салах ад-Дину было 11 лет, произошло событие, которое окончательно перевернуло его жизнь. От внезапно свалившейся на него болезни (возможно, это был банальный грипп) скончался его старший брат Шахин-шах, оставивший после себя двоих сыновей — Изз ад-Дина и Таки ад-Дина.
