В ответ христиане усилили охрану ворот города, сделав внезапную вылазку его защитников невозможной, и таким образом вся затея Салах ад-Дина сорвалась. На следующий день франки начали выстраиваться в боевой порядок напротив мусульманского лагеря, и Салах ад-Дин решил, что они, наконец, собираются дать ему сражение на равнине, и тоже отдал своей армии приказ строиться. Но вместо этого небольшой конный отряд выехал чуть вперед, и глашатай прокричал, что они просят вызвать правителя Сидона аль-Адиля аз-Зейдани для ведения переговоров. С одобрения Салах ад-Дина аз-Зейдани выехал, но через некоторое время стало ясно, что условия Ричарда совершенно неприемлемы.
7 июля один из защитников Акко сумел добраться вплавь до Салах ад-Дина и привез ему письмо от имени своих товарищей.
«Мы поклялись умереть вместе, — говорилось в этом письме. — Мы будем сражаться, пока не умрем, и не сдадим город до тех пор, пока живы. Вы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы связать силы врага и не дать ему атаковать нас. Поскольку мы исполнены решимости, то не унизьте себя перед врагом и не покажите себя трусами. Мы приняли свое решение».
Но все это уже были не более чем слова.
В следующие дни к армии Салах ад-Дина подошло еще несколько отрядов. Самым большим из них был отряд туркменов, нанятых одним из эмиров на специально выделенные на это султаном деньги. В эти же дни шли интенсивные переговоры о сдаче города.
Салах ад-Дин предложил сдать Акко и передать христианам все, что в нем было, в обмен на беспрепятственный выпуск населения. Крестоносцы в ответ заявили, что не заключат мир и не примут капитуляции, если им не будут возвращены все приморские города, а всем пленникам-христианам не будет дарована свобода. Тогда к своим прежним условиям, если верить хроникам, Салах ад-Дин прибавил предложение вернуть христианам их главную реликвию — Святой Крест, но и оно было отвергнуто.
Вскоре стало понятно, почему: все эти дни параллельно с Салах ад-Дином крестоносцы вели сепаратные переговоры с гарнизоном Акко, в роли посредника на которых выступил маркиз Конрад Монферратский. Прибывший в ночь на 12 июля из города очередной пловец принес известие, что командование гарнизона, «видя перед собой призрак смерти», заключило мирное соглашение с врагом, согласно которому все имущество города, военные машины, припасы и корабли должны были достаться франкам. Кроме того, они дали за Салах ад-Дина обещание, что тот вернет христианам Святой Крест, выпустит на свободу тысячу знатных и полторы тысячи незнатных пленных христиан и вдобавок выплатит 200 тысяч динаров выкупа командованию франкской армии и четыре тысячи динаров маркизу за его посреднические услуги. Как только все эти условия будут выполнены, мусульмане со своими женами и детьми смогут покинуть город, а до того будут считаться пленниками.
Салах ад-Дина после получения этого письма раздирали противоречивые чувства. Как правитель государства и главнокомандующий он понимал, что осажденные перешли все границы, заключая договор с врагом за его спиной и к тому же давая от его имени подобные обещания. Следуя жестокой логике войны, он мог бы после этого бросить гарнизон Акко на произвол судьбы: дескать, вы заключили договор без меня и меня он не касается — выполняйте его как знаете. Но поступи он именно так, он не был бы тем Салах ад-Дином, которого мы знаем.
Нет, к гневу у него примешивалось чувство вины за то, что жители Акко оказались в таком ужасном положении, а также чувство ответственности за их судьбы, ведь они были его подданными и — может быть, самое главное — единоверцами. Бросить тысячи мусульман на произвол судьбы, оставить их в руках неверных Салах ад-Дин не мог по определению.
Но сумма 200 тысяч динаров была огромной. Долгая осада Акко не только вымотала его армию, но и опустошила казну, и взять такие деньги Салах ад-Дину было просто неоткуда. Для этого надо было не просто скрести по сусекам, но и повышать налоги на жителей Сирии и Египта, а этого он не хотел. Словом, деньги были камнем преткновения, и надо было думать, откуда их взять.
Вечером султан собрал военный совет, на котором зачитал письмо из Акко и спросил эмиров, как ему следует поступить. В сущности, выходов было два — объявить договор недействительным и пойти на прорыв либо признать его. И в ту же ночь он отправил пловца обратно с письмом, в котором выражал свое неодобрение условиям, однако из подтекста следовало, что он их принимает.
Но дело заключалось еще и в том, что договор с осажденными был заключен не только за спиной Салах ад-Дина, но и за спиной Ричарда. 11 июля, когда Ричарду доложили об этом, он пришел в бешенство и приказал начать штурм.
Всем было ясно, что на этот раз речь и в самом деле идет о последнем штурме. На берегу моря была построена специальная трибуна, с которой священники и дамы могли следить за происходящим. Среди стоявших на трибуне дам, махавших пришитыми к рукавам платьев платками с геральдическими цветами их рыцарей, находилась и супруга Ричарда королева Беренгария со своими фрейлинами.
В пятницу 12 июля 1191 года до лагеря мусульман донеслись восторженные крики из Акко. Еще через какое-то время над стенами города взмыли кресты и штандарты командиров крестоносной армии, а затем знамена Салах ад-Дина были сброшены с башен и с минарета пятничной мечети.
После более чем двадцати месяцев осады Акко пал.
* * *
Весь день 12 июля Салах ад-Дин пребывал в крайне мрачном расположении духа и молча сидел в своем шатре, не притрагиваясь к еде и питью. Впрочем, траурное настроение было не только у него, но и у всей армии.
Вечером султан, наконец, вышел из шатра и велел сворачивать лагерь и перевозить вещи к Шфараму — больше находиться рядом с Акко смысла не было, и следовало подумать о том, что делать дальше. Но свернуть столь огромный, размером с город, лагерь в одночасье было, разумеется, невозможно. На это требовалось как минимум несколько дней, а то и неделя. Все это время Салах ад-Дин продолжал стоять у стен Акко, и 13 июля из него вышли три парламентера, чтобы обсудить дальнейшие взаимоотношения сторон. Салах ад-Дин принял их с полагающимися почестями, оставил на ночь, а утром парламентеры направились в Дамаск, чтобы уточнить список пленных, которые должны были быть освобождены в рамках достигнутого соглашения.
Одновременно Салах ад-Дин направил в Акко своего представителя, который должен был оговорить детали договора, и в первую очередь вопрос о сроках его выполнения. В эти же дни, когда все еще продолжалась ликвидация лагеря, крестоносцы попытались напасть на охранявшие отход отряды мусульман — возможно, в надежде пограбить увозимое теми имущество. Однако Салах ад-Дин лично возглавил подкрепление, пришедшее на помощь этим отрядам, и обратил врага в бегство. Под напором его конницы христиане были вынуждены отступить, оставив на поле боя около пятидесяти убитых.
Тем временем за стенами Акко происходили поистине драматические события. В сущности, они начались сразу после взятия города, когда Ричард велел скинуть флаг герцога Леопольда Австрийского с занятого тем здания, так как этот дом приглянулся ему для своей ставки. Дальше между всеми командующими крестоносной армией начались споры по поводу дележа добычи и будущего Иерусалимского королевства. Отношения между Ричардом Английским и Филиппом Августом Французским напряглись до предела, и дело дошло до того, что Филипп Август, ссылаясь на болезнь, засобирался на родину. Ричард, вначале противившийся этому из опасения, что, вернувшись, французский монарх попытается захватить его владения, дал свое согласие при условии клятвы Филиппа на святых реликвиях, что «тот не нападет на его (Ричарда. — Д. X.) земли и не будет ему вредить, пока тот (опять же Ричард. —Д.Х.) находится в паломничестве, и что, как только он (снова Ричард. — Д. X.) вернется, король Франции не причинит ему вреда и не начнет войну без предупреждения как минимум за сорок дней»
[81].
