В сущности, он поступил так же, как когда-то сам Салах ад-Дин по отношению к Нур ад-Дину после завоевания Египта. Но, во-первых, как известно, человеку несвойственно проводить подобные параллели, когда речь идет о нем самом. Во-вторых, если Салах ад-Дин не приходился родственником Зенги Нур ад-Дину, то здесь речь шла о предательстве внутри семьи. Это было тем более опасно, что аль-Малик аль-Мансур сумел убедить другого своего двоюродного дядю, аль-Адиля, стать посредником между ним и султаном, что не могло сказаться на отношениях братьев. Но если бы дело дошло до прямого столкновения с аль-Мансуром, опиравшимся на поддержку как армии своего отца, так и соседних сельджукских правителей, то Салах ад-Дину невольно пришлось бы воевать на два фронта, а сил для этого у него не было.
С учетом происходящего обе стороны как в том, так и в другом лагере не были уверены в себе и в равной степени были заинтересованы в переговорах и достижении компромисса. Если бы в ту пору жил историк, воспринимавший христианство и ислам как две ипостаси веры в Единого Бога, он наверняка увидел бы в этом некий знак Свыше, желание самого Всевышнего в примирении адептов этих двух религий. Но такого историка или философа ни среди христиан, ни среди мусульман не было. И уже тем более далеки от такого толкования своих внутренних трудностей были Салах ад-Дин и Ричард. Они вели переговоры, исходя из совершенно других соображений. Но они их вели — и этим все сказано.
Продолжая заниматься восстановлением Ашкелона, Ричард направил Салах-ад-Дину новое послание: «Я жажду встретиться с аль-Маликом аль-Адилем, чтобы обсудить дело, которое будет одинаково выгодно обеим сторонам, ибо до меня дошли известия о том, что султан доверил ведение переговоров о мире моему брату аль-Малику аль-Адилю» (Ч. 2. Гл. 140. С. 343).
Однако аль-Адиль в то время как раз был занят семейными разборками и сбором добровольцев в армию по мусульманским деревням Палестины, а потому Салах ад-Дин не спешил говорить ни «да», ни «нет».
«Мы провели много встреч, которые не принесли ничего хорошего ни одной из сторон, — написал он в ответном послании. — Нам нет смысла встречаться, если предлагаемая тобой встреча будет такой же, как предыдущие, и если ты не докажешь мне, что есть вероятность быстрого разрешения проблемы» (Ч. 2. Гл. 140. С. 343).
В то же время султан провел еще несколько совещаний, в ходе которых были окончательно сформулированы те предельные уступки, на которые могли пойти мусульмане.
Этот документ включал в себя возможность передачи христианам Святого Креста, а также предоставление католическим священникам возможности проводить службу в храме Воскресения Христова (Гроба Господня), а католическим паломникам — беспрепятственно посещать Иерусалим (при условии, что они будут без оружия). Остальные города и области Палестины можно было поделить почти поровну между обеими сторонами, однако в случае отхода к христианам Бейрута и ряда других городов их оборонительные сооружения должны были быть разрушены.
Эти условия и были переданы аль-Адилю. Исходя из них он должен был вести переговоры с Ричардом — и либо добиться их принятия, либо затянуть их на как можно более длительное время, чтобы Салах ад-Дин смог собрать достаточную армию для новой войны с франками.
20 марта (то есть еще до избрания Конрада королем Иерусалимским) аль-Адиль встретился с Онфруа и еще одним посланником Ричарда, и те передали ему очередное письмо своего господина.
«Мы согласны на разделение территории, — писал Ричард. — Каждая сторона оставит за собой то, что удерживает в настоящее время, а если одной из сторон принадлежит больше, чем половина, то она должна дать другой стороне должное возмещение. Святой город будет принадлежать нам, но вам достанется Скала» (Ч. 2. Гл. 141. С. 344).
«Скала» — это не что иное, как библейская гора Мория, она же Храмовая гора, на которой некогда стоял Иерусалимский храм, а сегодня стоит мечеть Аль-Акса, продолжающая оставаться поводом для кровавого раздора — теперь уже между мусульманами и евреями, хотя последние лишь настаивают (да и то не все) на своем праве посещать его и молиться на нем.
Делая такое предложение, Ричард исходил из того, что если для христиан священным является весь Иерусалим со множеством находящихся там храмов, то для мусульман его важность связана только с одной святыней — мечетью Аль-Акса. То, что в этом посыле, безусловно, была своя логика, доказывает тот факт, что многие эмиры сочли предложение Ричарда вполне приемлемым, о чем и было отписано аль-Адилю.
27 марта к Салах ад-Дину прибыл находившийся в свите аль-Адиля Абу Бакр, чтобы доложить, что переговоры продвигаются весьма успешно и ему лично удалось убедить Ричарда пойти на новые уступки, так что контуры окончательного мирного договора выстраиваются следующим образом: Палестина будет поделена поровну между христианами и мусульманами, включая деревни в окрестностях Иерусалима и сам Святой град. Причем его цитадель с мечетью Аль-Акса будет контролироваться мусульманами, но те, разумеется, должны будут обеспечить свободный проход христианам к их храмам.
Появившийся в Иерусалиме 1 апреля аль-Адиль подтвердил слова Абу Бакра, и таким образом дорога к миру вроде бы была открыта. Правда, в тот же день в резиденцию Салах ад-Дина поступило сообщение о том, что небольшой отряд крестоносцев напал на бедуинское стойбище возле крепости Дорон, пленил несколько человек и угнал тысячу овец. Но эту бандитскую вылазку можно было считать единичным случаем, о котором Ричард мог ничего и не знать.
Обратим внимание, что речь идет о первом историческом договоре о разделе Палестины, во многом напоминающем принятое в 1947 году решение ООН о создании на этой же территории двух государств — еврейского и арабского (и, как известно, отвергнутого всем мусульманским миром). В конце XX века Израиль (считающийся среди мусульман частью Западной цивилизации) и арабы, казалось, снова будут близки к заключению мира почти на условиях Ричарда Львиное Сердце. И всё, как и ровно 800 лет назад, в последний момент сорвется, причем обе стороны будут винить в этом друг друга.
Сегодня можно до бесконечности спорить о том, что же именно весной 1192 года не позволило заключить договор, устраивающий представителей двух мировых религий и снимающий почти все на тот момент стоящие перед ними территориальные споры. И все же, думается, основная вина за это лежит на Салах ад-Дине, решившем продолжать двойную игру с Ричардом и Конрадом.
Когда Конрад прислал слугу Рено Юсуфа в качестве своего посланника для ведения переговоров, Салах ад-Дин принял его в расчете получить более выгодные условия, чем те, которые предложил Ричард, и, в частности, сохранить за собой Иерусалим, значительную часть Галилеи и прибрежные Акко, Яффо и Ашкелон. Поэтому он вновь велел передать Конраду, что готов признать его право на все завоеванные им самолично земли, но при условии, что тот бросит открытый вызов Ричарду и будет разбираться с англичанином без него. Таким образом, Салах ад-Дин открыто сделал ставку на раскол в христианском лагере и подталкивал христиан к этому расколу, явно забыв или не зная великой максимы еврейского мудреца Гиле ля «Не делай ближнему своему ничего из того, что ты не желаешь для себя».
