* * *
Вечером того же дня лазутчики принесли донесение о том, что все войско крестоносцев сначала выстроилось перед своим лагерем в боевом порядке, а затем вернулось назад. А в субботу, 4 июля, тайные осведомители прислали султану подробный отчет о проведенном Ричардом накануне военном совете.
Как выяснилось, окружение Ричарда тоже раздирали противоречия. Французы настаивали на том, чтобы немедленно начать выступление на Иерусалим, но сам Ричард уже пришел к выводу, что такой поход обречен на неудачу. Когда королю напомнили, что отвоевание Иерусалима было главной целью Крестового похода и без достижения этой цели или хотя бы попытки ее достигнуть все становится бессмысленным, Ричард попытался воззвать к разуму членов своего штаба.
— Все источники воды вокруг города отравлены, а без воды летом там невозможно выдержать и дня. Где вы собираетесь брать воду? — спросил он.
В ответ сторонники похода заметили, что всего в паре километров от города есть небольшая речушка, откуда можно доставать воду. Кроме того, можно разделить армию на две части: пока одна будет ездить с лошадьми на водопой, другая продолжит осаду.
— Да, но как только часть армии выедет на водопой, Саладин стрелой вылетит из города и перебьет остальную, — возразил Ричард.
Наконец после бурных сборов было решено избрать 300 выборщиков из числа самых знатных рыцарей, которые, в свою очередь, должны были выбрать 12 человек из своего числа, а те — трех, которые и должны были решить, как крестоносной армии поступать дальше — идти на Иерусалим или нет. Решение этой троицы должно было быть оглашено утром 5 июля.
Европейские хроники также подробно, даже более красочно, чем мусульманские, описывают то судьбоносное совещание, и в целом их версии совпадают. Герцог Бургундский требовал наступать на Иерусалим, но Ричард отказывался взять на себя такую ответственность, мотивируя это не только нехваткой воды, но и тем, что крестоносцев было слишком мало, чтобы осадить город, а пути их снабжения было легко перерезать. «Если вы желаете испытать приключение, я вас по-дружески стану сопровождать, но не стану во главе Крестового похода, чтобы потом не сказали, что это я погубил армию!» — провозгласил Ричард.
В итоге окончательное решение было принято не троицей, а советом из двадцати человек, в который вошли пять тамплиеров, пять госпитальеров, пять иерусалимских баронов и пять знатных рыцарей. Совет всю ночь заседал в шатре магистра ордена госпитальеров, и именно последние убедили короля отказаться от кампании, а вместо этого добиться перемирия с Салах ад-Дином. Совет также порекомендовал начать готовить наступление на Вавилонию, то есть Каир, но все понимали, что это — не более чем слова.
И 6 июля армия Ричарда начала отступление от Бейт-Нобля в сторону Рамле, что с ликованием было встречено в лагере мусульман. Салах ад-Дин снова оказался баловнем судьбы и любимцем Аллаха, а Ричард упустил своей последний шанс войти в историю как «освободитель Иерусалима».
Рассказывают, что во время отступления один молодой рыцарь подъехал к королю и сказал, что если взобраться на стоявшую неподалеку гору, то с ее вершины можно увидеть Иерусалим (обратите внимание: без всякого бинокля, которых в то время просто не было). Но Ричард в ответ только отрицательно покачал головой.
— Недостойные отвоевать Святой град недостойны и смотреть на него! — ответил он со столь присущим ему чувством слова.
По другой версии, однажды, преследуя сарацин, совершивших очередную вылазку к христианскому лагерю, Ричард доскакал до высот Эммауса, с которых был виден Иерусалим, и, разрыдавшись, закрыл лицо щитом, стыдясь смотреть на Святой град, которым так и не решился овладеть.
Но если отставить в сторону эту красивую рыцарскую легенду, нельзя вновь не задуматься над тем, что все произошедшее еще раз обозначило значимость Иерусалима на этот раз не в мусульманском, а христианском общественном сознании.
Да, Иерусалим был, безусловно, дорог и важен христианам, а Ричард Львиное Сердце был одним из символов стремления сюда сердец католиков. Но при всем этом Святой град не стал для Ричарда idea fix; он не был готов на безумство ради этого города. И когда на одной чаше весов оказалась судьба Англии, а на другой — Иерусалима, Англия перевесила — так же как судьба остальных исламских земель перевесила Иерусалим на совете Салах ад-Дина. Ни мусульмане, ни христиане-католики, таким образом, не могли отнести к себе строки псалма Давида: «Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя, пусть язык мой прилипнет к небу моему…».
Так сама история дала ответ на вопрос о том, кому же по неотъемлемому историческому праву должен принадлежать суверенитет над городом, святым для всех адептов трех авраамических религий.
* * *
В тот же знаменательный день 6 июля к Салах ад-Дину прибыл в сопровождении двух рыцарей захваченный в плен эмир аль-Хаджиб Юсуф Сахиб аль-Маштуб с вестью, что после оглашения решения совета Ричард призвал его к себе и попросил стать посредником на переговорах с Салах ад-Дином.
«Скажи своему господину, — гласило послание Ричарда, — что я больше не в состоянии продолжать и что самым лучшим для нас будет прекращение кровопролития. Однако не думай, что это из-за того, что я слаб; это для нашего общего блага. Выступи в качестве посредника между султаном и мной и не обманывайся тем, что я переношу мой лагерь; таран возвращается, чтобы нанести новый удар» (Ч. 2. Гл. 158. С. 368).
Таким образом, «роман по переписке» между Салах ад-Дином и Ричардом возобновился. Следующее письмо от английского монарха было доставлено 10 июля.
«Король Англии говорит: я стремлюсь заслужить твою дружбу и благосклонность; у меня нет желания быть фараоном, чтобы править этой страной, и я полагаю, что и ты к этому не стремишься. С твоей стороны неправильно желать, чтобы все мусульмане погибли, равно как и с моей стороны неправильно обрекать на гибель всех франков. И вот есть граф Анри (Генрих Шампанский. — П. Л.), сын моей сестры, которому я передал во владение все эти области; рекомендую тебе его и его войско. Если ты пригласишь его сопровождать тебя в походе на Восток, он с удовольствием примет твое приглашение… Во многих случаях изгнанные монахи просили тебя вернуть им церкви, и ты никогда не показал себя скаредным, а теперь я обращаюсь к тебе с просьбой отдать мне церковь. Обещаю тебе отменить все, что было тебе неприятно в моих прежних переговорах с ал-Маликом ал-Адилем, и оставить все мысли об этом. Не отдашь ли ты мне, в таком случае, голое место и остатки тамошней святыни?» (Ч. 2. Гл. 159. С. 369).
Салах ад-Дин немедленно созвал своих советников и вместе они составили следующий ответ:
«Поскольку ты демонстрируешь такое доверие к нам, а на добро следует отвечать добром, то султан будет относиться к сыну твоей сестры как к одному из своих сыновей, в чем ты вскоре сможешь убедиться. Он дарует тебе самую крупную из всех церквей — церковь Вознесения [Кумаму] — и разделит с тобой остальную страну; города в прибрежных областях, которыми ты сейчас владеешь, останутся в твоем владении; укрепления, которые мы занимаем в холмистой местности, останутся нашими, а территория между побережьем и горами будет поровну поделена между нами; Аскалан и города помимо него должны быть разрушены и не будут принадлежать ни вам, ни нам. Если ты хочешь получить некоторые из соседних деревень, то ты их получишь. Самым горестным для нас было решение об Аскалоне» (Ч. 2. Гл. 159. С. 370).
