Книга Николай Некрасов, страница 17. Автор книги Михаил Макеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Николай Некрасов»

Cтраница 17

Почему Некрасов не вернулся в родные места, а остался в Петербурге, имея 150 (или 500, что всё равно крайне мало для годичного проживания в столице) рублей ассигнациями и без надежды на дальнейшую помощь от отца? Очевидно, дело было не в подготовке к поступлению в университет. Уроки можно было брать, существенно дешевле, в Ярославле, у учителей ничем не хуже описанных им в воспоминаниях. Очевидно, что молодой провинциал рассчитывал добиться «славы и денег» на поэтическом поприще, а для этого ему нужен был Петербург.

Несмотря на то что образование было для Некрасова скорее второстепенной целью, Санкт-Петербургский Императорский университет его действительно привлекал. В июле следующего года он пытался поступить на факультет восточных языков и получил «единицы» (тогда «единица» была положительной оценкой) на экзаменах по библейской истории и катехизису, географии и статистике, всеобщей истории, русской истории и «тройку» по российской словесности. На экзамен по латыни он не явился (возможно, сделав неправильный вывод из обещания Петра Александровича Плетнева, тронутого бедственным положением молодого провинциала, к тому же начинающего поэта, походатайствовать за него в Совете университета). Набранные баллы не давали возможности поступления. Виноват был сам Некрасов: поступавшие одновременно с ним пятеро выпускников той же ярославской гимназии — Андрей Глушицкий, Юрий Пальмин, Аркадий Покровский, Павел Ильенков и Ильдефонс Коссов — получили на экзаменах вполне приличные баллы и были приняты.

Некрасов, по его собственным словам, поддавшись убеждению Плетнева, 4 сентября подал прошение о принятии его вольнослушателем на философский факультет и после этого некоторое время ходил на университетские занятия. За право посещать лекции вольнослушатели платили 100 рублей ассигнациями в год. Такая сумма была, видимо, непосильна для юного Некрасова. Однако благодаря выданной по просьбе Алексея Сергеевича справке о неспособности оплачивать обучение сына — «свидетельству о бедности» (получение которого также подтверждает, что принципиальных возражений против университетского образования у старшего Некрасова не было) и, видимо, покровительству Плетнева Некрасов был освобожден от уплаты этой суммы. Статус вольнослушателя давал возможность не только присутствовать на лекциях, но и сдавать экзамены и даже защитить по окончании учебы научную работу. Одновременно он освобождал студента от всякого контроля со стороны администрации. В следующем году Некрасов снова пытался поступить в университет в качестве обычного студента, но уже на юридический факультет. В этот раз он сдал экзамены существенно успешнее — получил по российской словесности пять баллов; по Закону Божьему и латинскому языку — по три; по логике, немецкому, французскому языкам, истории, арифметике — по два; по греческому языку — полтора; по географии и статистике, математике, геометрии — по одному; по аналитике и алгебре — ноль. Набранных баллов снова недоставало для поступления. Тем не менее вольнослушателем университета Некрасов продолжал числиться довольно долго — он забрал документы и был «уволен» 24 июля 1841 года. Видимо, потребность в систематических знаниях тогда так и не пробудилась.

Если к образованию Некрасов с самого начала относился легко, то существенно большую целеустремленность он проявил в отношении поэтической, литературной карьеры. Стремление попасть в круг литераторов, обрести сильных покровителей своего таланта было в нем в это время намного сильнее тяги к знаниям. И Некрасов быстро находит такую среду и начинает делать в ней определенные успехи. Конечно, единственный литературный круг, в который в это время Некрасов мог войти, — сообщество второразрядных писателей-эпигонов, подобных ему самому.

Здесь имело место везение, а точнее, случайность. Наряду с рекомендательными письмами к Полозову и к Марковой Некрасов, согласно воспоминаниям Матвея Авелевича Тамазова, востоковеда, дипломата и известного переводчика, имел подобное письмо и к бывшему смотрителю казарм лейб-гвардии Гренадерского полка отставному подполковнику Федору Федоровичу Фермору. Видимо, эта рекомендация, как и две другие, должна была, по замыслу отца Некрасова, помочь его сыну поступить в военно-учебное заведение. Остается неизвестным, что связывало Алексея Сергеевича с Фермором и в чем могла заключаться его помощь. Однако благодаря знакомству с ним Некрасов освоился в литературной сфере. Практически сразу после приезда в Петербург явившись в квартиру Фермора в доме 38 на Итальянской улице, Некрасов познакомился не только с хозяином, но и с его взрослыми сыновьями Павлом, Александром, Николаем и Владимиром. Ферморы не имели серьезного влияния в сфере военного образования (только старший сын Федора Федоровича, Павел, преподавал в Главном инженерном училище), но зато любили литературу. Некрасов во время визита признался, что пишет стихи и в поэзии видит свое призвание, и тем самым вызвал у Ферморов интерес и сочувствие. Впоследствии члены этой семьи не раз поддерживали будущего поэта материально в трудный период борьбы за литературное признание; Некрасов некоторое время подрабатывал в пансионе Григория Францевича Бенецкого, женатого на дочери Марии. Павел Федорович даже помогал ему распространять тираж первой книжки среди кадетов Главного инженерного училища.


Николай Некрасов

Свидетельство о бедности, представленное Некрасовым Фермора в университет. 1839 г.


Однако с самого начала наиболее близкие отношения сложились у Некрасова со средним из братьев Ферморов. Николай Федорович был колоритной фигурой; ему посвящены целых два литературных произведения — роман Феофила Матвеевича Толстого «Болезнь воли» и повесть Николая Семеновича Лескова «Инженеры-бессребреники». Он окончил в 1832 году Главное инженерное училище в Петербурге, служил в Варшаве, но не сошелся с местным начальством из-за неспособности брать взятки, был переведен в Санкт-Петербургскую инженерную команду, где продолжал служить в то время, когда познакомился с Некрасовым. Николай Фермор был человек благородный, кристально честный, при этом разочаровавшийся в окружающем мире, склонный к приступам тяжелой меланхолии, депрессии на грани серьезного душевного расстройства (впоследствии один из таких приступов привел его к самоубийству: летом 1843 года, когда их с Некрасовым пути уже разошлись, он бросился в море с корабля, на котором плыл за границу). Видимо, сама личность Николая Фермора произвела сильное впечатление на Некрасова — он вспоминал «приятеля» до самой смерти. Можно предположить, что объединяла их склонность к депрессии, видимо, уже тогда начавшая проявляться у Некрасова, хотя в стихах он и стремился ободрить Фермора и отвлечь его от грустных мыслей.

Сам Николай Фермор увлекался поэзией, был, по сообщению Лескова, поклонником Эдуарда Губера, автора мрачных стихов, намного более известного в истории русской литературы как талантливый переводчик, и сам писал эпигонски-романтические стихи. Так, в стихотворении «Я бы хотел!», обращаясь к возлюбленной (очевидно, такой же умозрительной, как воспеваемые в стихах юного Некрасова), Фермор высказывал желание «в туман преобразиться, / Чтоб пеленой своей тебя обвить», «Иль яростно могучею волною… на землю набежать, / В зыбучий дом унесть тебя с собою / И там с тобой разгульно вековать. / Или столпом ревущего волкана / Я бы хотел подняться к небесам».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация